Фотография на память; Часть 2. СВЕТ ПАМЯТИ

10.03.2010 в 06:24

Облака не воняют. Они пахнут маслом! И слезами... (с)

ваши произведения согревают мое средце. и я рада, что есть такие замечательные авторы, которые могут и пишут столько великолепного. спасибо за продолжение)))

URL

10.03.2010 в 07:16

crazy belka28

У женщин один принцип: любить нельзя использовать. А где ставить запятую — они сами решают (с)

Umbra29

URL

12.05.2010 в 11:04

crazy belka28

У женщин один принцип: любить нельзя использовать. А где ставить запятую — они сами решают (с)

Глава 4. Рассыпанный жемчуг

Мечтай — и тебе будет, что вспомнить. Мечта — крылатая поэтесса. Память — хороший фотограф. Вместе они подарят тебе небо — ведь ты всегда отпускаешь синиц — и поселят в твоих снах принца — только распахни пошире свое сердце. Мечта всегда ходит с фонариком, значит, с нею тебе нечего бояться. Поэтому Хисане не страшно. Никогда. Совсем. Ей смешно и хочется взлететь, чтобы стереть с неба эту тучевую насупленность. Ведь из-за этой небесной хмурости уже который день хнычет солнце. Вон оно — бледное, плоское, предзакатное — мчит следом за их с Йоруичи машиной, будто круглый как блюдо воздушный змей на тонкой нитке. Солнце тоже уходит от преследования. От тусклости этого дня. От одиночества в толпе надменных облаков. Продирается через зыбкие взгорья туч, стирает бока о свинцовую гладь небесной равнины и тихо-надрывно кричит: «Подождите, ну подождите же», — словно боится не сказать самое важное.

Хисанин взгляд падает вниз: с небес на землю. За окном — догонялки со столбами. Когда автомобиль едет очень быстро, — вот как их сейчас, — то внизу, почти под колесами ткётся полотно: споро сучится основа, снует невидимый челнок, добавляя в узор пожухлость травы, серебрянность дождя, яркость осени. Кайма получается пестрой. Позади — выскакивает атласно-гладкая лента автомагистрали, с нашитыми на нее разноцветными бусинами машин.

И снова вверх, выше, за облака, и становится заметно, что всё — люди и машины, дома и горы — вплетено в ткань мироздания. Там, на небе, никогда не замирает ткацкий станок. Постоянно скрещиваются нити: основа-уток, основа-уток. Сливаются воедино мужчина и женщина — разные и взаимодополняющие — и рождается третий… Чтобы соткать свое неповторимое полотно судьбы. И только мечта превращает новорожденного из ремесленника в творца.

Кажется, она говорит это вслух. Если верить недоумению в желтом взгляде подруги. Хисана хихикает. Йоруичи с показным негодованием качает головой:

— Гуманоиду больше не наливать, — и получает тычок острым кулачком. — Эй! А если мы в столб влетим! Ну, раз твою же мать: хвост привязался!

В зеркале заднего вида — машина с красно-синей мигалкой.

В Хисане просыпается законопослушность:

— Немудрено, ведь мы так несемся! Оштрафуют же!

Йоруичи взрывается хохотом:

— Меня!? Пусть сначала догонят! — и потом лукаво, с подмигиванием: — Мне тут Кискэ мою ласточку, — любовно оглаживает руль, — чуточку апгрейдил.

Нажимает какую-то кнопочку — и «Феррари» на грани полета. Обе женщины смеются, когда скорость смазывает ошарашенную физиономию очередного постового.

И вперед, наперегонки с ветром.

— Ты же говорила: в машине был жучок? — вспоминает Хисана. — И как мы от него избавились?

Йоруичи хмыкает:

— Приехали! Ладно, еще раз, специально для мечтателей — я сразу же пересадила его на другую тачку. И жучок наш — тю-тю — улетел.
Хисана смотрит на желтоглазую почти с восхищением:

— Иногда я тебя боюсь…

— То-то же! — довольно жмурится Йоруичи и лихо сворачивает с шоссе. «Феррари» недовольно подпрыгивает на кочках проселка. Роща вокруг густеет и темнеет.

— Куда мы?

— В гости, — и желтые глаза сосредоточиваются на дороге. Хисана молчит, откинувшись на мягком сидении. Деревья вокруг — словно ноябрьские. Обнаженные ветки когтят краску на корпусе, скребутся в окна. Бездомные. Одинокие. Тоскливые.

Полянка словно выпрыгивает из-за стволов. Слишком зеленая на фоне царящего вокруг безлистия. Этот изумрудный ковер — устье тропинки, убегающей под веточную арку. И нэко с поднятой лапой — приглашение войти и гарантия благополучия. И что-то по-детски озорное просыпается в душе при взгляде на ушастый идол. Вспоминается недавний косплей. Да и спутница-кошка видится в ином свете.

Хисана любит тропинки, уводящие в лес. По этой — пускается чуть ли не вприпрыжку. Дорожка обрывается у храмовой лестницы. Хисана замирает на нижней ступеньке. Задирает голову и, закрыв глаза, слушает, как наверху печалятся бамбуковые колокольчики. Йоруичи берет подругу за руку и подбадривает:

— Скорее! Нас уже ждут!

И верно: старый монах, опёршись на узловатый посох, встречает их у входа в храм.

Йоруичи кланяется и становится серьезной.

— Досточтимый Хаиро, позаботьтесь о моей подруге. Я скоро приеду за ней, — и подталкивает Хисану вперед.

— Не волнуйтесь, Йоруичи-химе, для старого Хаиро честь помогать вам. Мой дом — ваш дом. Вашей знакомой здесь будет хорошо, — и совсем по-европейски протягивает руку. — Зовите меня просто Хаиро, без формальностей.

— Хендрикс, Хисана, — девушка отвечает на рукопожатие.

— Я слышал о вас. Дитя двух наций, да?

Ошарашенный взгляд и кивок:

— Это фраза моего отца… Вы его знали? — девушка цепко вглядывается в собеседника.

Однако старик наклоняет голову и уходит от темы:

— Идемте, рис готов. За котацу и поговорим.

Обернувшись на пороге, Хисана замечает лишь взмах бордового «хвостика» — Йоруичи и след простыл.

Монах змеисто улыбается, исследуя гостью тусклым, будто припыленным, взглядом…

URL

12.05.2010 в 11:09

crazy belka28

У женщин один принцип: любить нельзя использовать. А где ставить запятую — они сами решают (с)

***

Кискэ курит редко и мало, потому что у кошек от запаха табака пропадает нюх. Обычно ему хватает одной-двух сигарет — как раз на одно-два воспоминания. Но на сегодняшнее потребуется полпачки. Потому что оно не принадлежит ему одному. Потому что серебряная нить, связывающая души, вибрирует, и скрытое в глубинах сердца становится явным…

Затяжка, дым в осеннее небо, барабанная дробь вновь начавшегося дождя…

И перед глазами, ведя обратный отчет, качается Маятник…

«Плоский математический маятник со стержнем — система с одной степенью свободы. Если же стержень заменить на нерастяжимую нить, то это система с двумя степенями свободы со связью. Переход от одной к двум степеням свободы очень важен»…

Голос учителя уныл, но, отражаясь от стен большой, ярко освещенной залы, где проходит урок, звучит гулко и даже солидно. Этот звук заставляет парнишку — дабы отогнать сонливость — упрямо тряхнуть светлой шевелюрой и спросить:

— Но ведь маятник не начинает колебаться сам, ни с того ни с сего?

— Совершенно верно, мой мальчик, сначала на него должна воздействовать некая внешняя сила…

Но тут судьба, ухмыляясь, подносит к ленте воспоминаний монтажные ножницы. Чиркает — и из жизни исчезает несколько лет. Словно он заснул, и проснулся на том, что он — уже не мальчишка, а юноша — с тошнотворной скоростью низвергается в бездну. Глаза зажмурены, в ушах — ветер. Хлюпает, раскрывая мокрую теплую пасть, вода… Взвизгивают женщины… И чьи-то руки не дают утонуть.

В себя приводят бесцеремонно — пиная ногой в бок. Он вздрагивает и инстинктивно пытается свернуться клубком, чтобы уберечь живот. Сквозь завесу дурмана, все еще застилающую глаза, ему видно только обувь разной степени поношенности. Обладатель коротких потертых сапог присаживается возле него на корточки. Этот парень брит наголо и у него широкий приплюснутый нос. Красное лицо приближается почти вплотную и можно даже разглядеть все морщины и оспины… Мерзкий. И вонючий к тому же. Остается только брезгливо отвернуться.

— Нет, вы видели? — аж подскакивает разглядывающий его стражник. — Он еще и рожу воротит! — теперь следует пинок поувесистее, до звездочек перед глазами. — Мы сейчас тебя манерам учить будем, чтобы знал, как вламываться в купальню госпожи принцессы! — и зверски склабится: дескать, щаз развлечемся!

Остальные ёдзимбо²¹ покатываются и, держась за бока, ёрничают.

— Да вы посмотрите, какой он беленький. Прямо, гайдзинской ангелочек, с неба скинутый, — булькает сквозь смех первый — очень красивый, лет двадцати. — Может, поищем у него крылышки?

Пленник неловко, слегка пошатываясь, поднимается. Он смотрит на обидчиков без страха. Скорее, с легким презрением. Большие серые глаза, кажется, пронзают насквозь, до самых потаенных уголков души. Холод взгляда не смягчают даже пушистые, слишком темные для блондина, ресницы. Но самоуверенные стражники не чувствуют затаенной угрозы: сальные шуточки так и сыплются.

— Зуб даю, — приплясывает вокруг старших щербатый босоногий мальчишка, — это тот самый тэнгу²², которого недавно встретили наши в Западном Руконгае! Ну, помните же, недалеко от горы Коифуши²³?! — шепелявит малец нещадно, едва разберешь, что говорит.

— Тэнгу не тэнгу, — скребет затылок верзила, одетый в украшенную листком клена²⁴ бирюзово-зеленую хаппи²⁵, натянутую прямо на обнаженный мускулистый торс, — но с темными силами точно водится, недаром же волосы у него такие светлые²⁶.

— А кожа какая белая! И, наверное, нежная! — масляно тянет все тот же красавчик. Он делает шаг в сторону нарушителя. Незнакомец отпрыгивает в строну, но… попадет прямо в лапищи красномордого. Одной рукой ёдзимбо сжимает его плечо, другой — срывает хламиду — единственное одеяние пришельца.

Взгляды стражников наливаются похотью, кажется, из их оскаленных по-звериному ртов капает слюна, как у голодных собак, почуявших запах пищи, — незваный гость оказывается неожиданно хорош собой.

Раздается грохот — из разорванной одежды пленника выпадет веер. Тессен. Словно брошенный вызов.

— О, да ты экипирован! — лыбится масленый красавчик. — Держи его крепче, Дзюн, сейчас я ему объясню, что ходить в гости с оружием — невежливо! — и распутывает свой расшитый журавлями оби.

Пленник и сам до конца не понимает, что происходит. Тело работает, словно заведенное. Мозг, неожиданно проснувшись, спешно достает из тайников подсознания нужные навыки. Несколько стремительных движений — и Дзюн повержен. Кряхтит под тяжестью нарушителя, заламывающего ему руку и прижимающего к горлу острые края тессена.

И, насмешливо взглянув на опешивших товарищей Дзюна, нарушитель произносит обескураживаще спокойно:

— Рыпнешься — прирежу, — и одаривает всех полубезумной улыбкой убийцы. И почему-то у бравых телохранителей тут же проходит весь запал.

— Эй, что вы там затеяли?! Отпустите его! — в круг выскакивает девочка лет двенадцати. На ней, наверное, с десяток кимоно, а на голове — целая клумба. Огромные янтарные глаза сначала полыхают негодованием, потом — оценив ситуацию — окрашиваются недоумением. Она хватает ртом воздух, внезапно растеряв слова.

Стражники тут же падают ниц, бормоча извинения и что-то еще про необыкновенную доброту Йоруичи-сама.

А пленник с ужасом осознает, что совершенно наг, и, забыв об оседланном противнике, прикрывается веером, краснеет до ушей и нелепо улыбается.

Девочка фыркает и, отвернувшись, подходит к верзиле в гербованной куртке:

— Встань, Дайчи. Разве я не просила уже столько раз обходиться без всех этих церемоний!

— Просили, ваше высочество. Но Дайчи слишком жалок. Он недостоин смотреть на ту, чьей красоте завидует солнце.

Девочка морщится:

— Прекрати! — Тон у нее, однако, командирский, отмечает пленник. Дайчи поднимается, но застывает в почтенном полупоклоне, не смея поднять взгляд на свою хозяйку. Юная принцесса подбоченивается, должно быть, чтоб придать своему виду солидности и продолжает раздавать приказания: — И проследи, чтоб этого … бесстыдника… — у нее даже уши пунцовеют, когда она тычет пальцем себе за спину; (манер никаких!) — одели и привели ко мне. Я жду его через четверть часа. У меня куча дел… — гордо взмахивает пестрым, как павлиний хвост, подолом не без достоинства удаляется.

— Повезло тебе, парень, — Дайчи помогает нарушителю подняться. — Йоруичи-сама сегодня добрая. — И повернувшись к остальным: — Вы все слышали — живо принесите одежду. — Когда подчиненные убегают — а теперь уже нет сомнений, что Дайчи здесь главный, — ёдзимбо улыбается куда дружелюбнее: — Ну, давай знакомиться, что ли. Я Дайчи из рода Кашеваги. Моя семья с незапамятных времен предана клану Шихоуин. Я с готовностью умру за свою госпожу и убью любого, кто подумает причинить ей вред. — Стражник гордо выпячивает грудь.

Юноша растерян: глупо ведь, не помнить собственного имени! Но солнечный луч, порезвившись в его волосах, решает помочь и высвечивает иероглифы на верхней планке веера. И словно кто-то внутренний прочитывает эти знаки. Имя. Урахара Кискэ. Ну что ж, за неимением другого — сгодится. Это сейчас, из-за амнезии, собственное имя звучит чужеродно.

— Счастливчик ты, Урахара, — похлопывает его по плечу Дайчи. — Вон тебе одежду принесли, живо натягивай и дуй к госпоже — Йоруичи-химе не любит ждать.

Однако, даже завершив туалет, к принцессе Кискэ попадает не сразу: оглядев его, Дайчи давится смехом.

— Да ты и впрямь с луны свалился, если не знаешь, как хакама надеть! Хорошо, ребят здесь нет — позору было б не обобраться! — и, наплевав на смущение и протесты Урахары, раздевает его и показывает, как одеться правильно. У Кискэ от стыда сердце ухает где-то в горле. — Слушай меня и постарайся все запомнить, — покончив с переодеванием, говорит Дайчи.

До главного флигеля — иди и иди, ведь имение разбросалось на целый квартал — так что стражник успевает вкратце пересказать историю клана Шихоуин. У двери, ведущей в личные покои принцессы, Дайчи кланяется и отступает назад:

— Дальше ты уже сам.

URL

12.05.2010 в 11:10

crazy belka28

У женщин один принцип: любить нельзя использовать. А где ставить запятую — они сами решают (с)

Сёдзи отъезжают бесшумно и приглашают его в большую комнату, залитую мягким чуть красноватым из-за занавесей светом. Солнечные зайчики скачут взапуски среди экранов и ширм, но, добежав до мягких татами, замирают — здесь начинаются владения принцесс. Обе девушки похожи, как сестры — смуглые и глазастые. Да и хохочут обе до неприличия весело. И это притом, что одна вальяжно возлежит среди пестрых подушек, другая — сидит по-турецки, ничуть не смущаясь своей позы. И ни одна из них не обращает внимания — вернее, обе хорошо делают вид — на замершего в почтительном поклоне незнакомца: он даже войти как следует не отваживается, так и застывает у порога, потупив взор. Принцессы продолжают разговор.

— То есть, он из клана Ханадама? — говорит та, что постарше, сероглазая, с дерзкой челкой. Она отправляет в рот целые пригоршни фигурок ёкан²⁷, от чего ее пальцы липнут к чайной чашке.

— Да, и дядюшка полагает, что это достойный жених для принцессы Шихоуин, — презрительно фыркает желтоглазая, та, что прибегала выручать пленника, прихлебывая чай. — Дядя считает, что незамужняя девушка не может быть главой клана. Но это же видно — он просто бесится, что на моем месте не его любимый сынок.

— И ты выйдешь за этого жемчужного²⁸? А что, — сероглазая оценивающе оглядывает подругу, — тебе бы подошло такое имя: ослепительный цветок — это же про тебя!

— Замолчи, Куукаку, — грустно произносит Йоруичи. — Мне совсем невесело от этого.

— Кхм, — доносится от дверей, и девушки только теперь вспоминают о госте.

— Сколько ты уже там сидишь? — спохватывается юная хозяйка. — Иди к нам, выпей чаю.

— Да-да, — ослепительно улыбается Куукаку, — с вкусняшками, а то вон ты какой тощий.

И обе хохочут, беззастенчиво рассматривая зардевшегося, как заря, гостя. Он от приглашения не отказывается: в животе давно и настойчиво урчит. Познакомившись со странным юношей, принцессы подливают ему чай и подкладывают сладости.

— Ну и напугал ты нас, — подмигивает незнакомцу Куукаку. — Плещемся себе, а тут — бац! — мужик с неба падет. И главное — прямиком к нам онсэн²⁹ . Вот ей богу, случись это у нас, в славном доме Шиба, мой старший брат тебя бы в мелкие клочья изрубил. Так что тебе повезло, что ты кланом ошибся, — и ударяет парня меж лопаток так, что тот невольно давится мандзю³⁰ и обрызгивает чаем сидящую напротив Йоруичи. Капли и размокшие крошки стекают по прелестному личику, путаются в роскошных бордовых волосах. Несколько секунд Кискэ с ужасом смотрит на содеянное, потом берет салфетку и, перегнувшись через котацу, вытирает с принцессы брызги. И лишь потом, опустившись на колени, робко извиняется. Но звонкий смех юной главы клана разгоняет неловкую тишину.

— А ты смелый! — десятки эмоций переливаются в желтых глазах. Они – словно море расплавленного золота, тронутое легкой зыбью. И, глядя в них, совсем не хочется быть спасенным. И даже сердце на минуту перестает биться, чтобы пуститься вскачь, когда тонкие смуглые пальчики легко касаются щеки: — И очень симпатичный!

— Вы льстите мне, Йоруичи-сама, — шепчет он, упираясь взглядом в пол.

— Просто Йоруичи, договорились? — подмигивает она. А потом вскакивает и протягивает ему руку: — Пошли, я покажу тебе, где ты будешь жить.

— Ой, — спохватывается Шиба, — я совсем забыла, у меня же еще куча дел. И Гандзю там один, наверное, уже весь дом разнес! — и исчезает, словно растворившись в воздухе.

— Это шунпо, — поясняет Йоруичи, заметив растерянность в глазах гостя. — Я тебя научу потом, если захочешь! — и, схватив за руку, тащит его, смущенного и ошарашенного, за собой.

— Ты уже знаешь, что Шихоуин — клан оружейников. Но не только. Наши искони еще и Онмицукидо заведуют. Вот и я скоро капитаном стану. В общем, найдется, чем заняться, — тараторит она, но, потом осекается: — Ой, а я даже не спросила, чем ты интересуешься?

И вновь память мечется в поисках нужного ответа — словно быстро листает библиотечный каталог. А вот и подсказка!

— Книгами. Очень люблю читать…

— Для занудного книгочея ты неплохо дерешься.

— … и химией…

— Эй, ты меня вообще слушаешь? — деланно обижается она. — Хотя я, кажется, знаю кому тебя поручить.

Без проводника в этом доме немудрено заблудиться: Йоруичи то и дело сворачивает, поднимается, спускается. Как ни стремительно он следует за ней, но все равно порой ловит лишь взмах рукава фурисодэ³¹ — черного с кленовыми листьями цвета бирюзы и глициний — да нежный перезвон бира-бира ³².

Она останавливается у массивной двери, особенно громоздкой, по сравнению с мелькавшими перед глазами почти невесомыми фусума. Дожидается его, потом — выстукивает на отполированной поверхности некий условный сигнал.

Дверь открывается неспешно, из-за нее высовывается остроносая худая физиономия.

— Хаиро-сан, я вам помощника привела, — и легонечко подталкивает Кискэ вперед. — Он у нас просто дар небес, но вы с ним все равно построже, — хмурит бровки и грозит пальчиком, — а то — чересчур самоуверенный.

— Это мы еще посмотрим, Шихоуин-химе, — кланяется Хаиро и, распахнув, наконец, дверь, пропускает юных гостей внутрь. Урахара замирает — перед ним бесконечное множество книг.

Хаиро улыбается:

— А это и есть мое ведомство. Здесь, пожалуй, вся история Общества душ: тайная и явная. Ведь любая история — это история войн. А где война — там оружейники. Ну, что, будешь у меня учиться?

Но Кискэ не слышит слов: он завороженно смотрит на тряпичную куклу в полосатой панаме, которая будто на качели катается взад-вперед на грузиле маятника…

Ее шаги как всегда невесомы, да и реайцу она скрывает мастерски. Но он всегда успевает обернуться за миг до того, как она коснется волос. И она как обычно угождает в расставленную ловушку объятий. Он привлекает ее к себе и прячет лицо в непослушные вихры, похожие на кошачьи ушки. А в небе искрится солнце, венчая их радугой. И поднявшись на цыпочки, она тянется за поцелуем…

— Ну и как поживает старый плут, Хаиро-сан? — он с трудом отрывается от нее и целую секунду восстанавливает дыхание.

— Как всегда — нос по ветру, все про всех знает. — Ее взгляд искрится лукавством. — А может ты, ученик плута, перестанешь увиливать от темы и расскажешь, что все-таки случилось?

— Потом…

Но потом уже не до разговоров — губы заняты более важным… Лишь стягивая с нее стрейчевый топ, успевает шепнуть на ушко:

— Фиолетовый тебе идет больше.

URL

12.05.2010 в 11:10

crazy belka28

У женщин один принцип: любить нельзя использовать. А где ставить запятую — они сами решают (с)

***

Хисана медленно открывает глаза и жадно ловит ртом воздух. Мир в голове — наизнанку и вверх ногами. Синяки на пальцах и тепло объятий на плечах. А на сетчатке глаз, должно быть, его лицо. Он позвал, и она не могла не прийти. Через пространство и время. Нарушая законы физики. Та комната, где она нашла его, знакома до последней мелочи. Так и хочется встать и прикоснуться — к ширмам, цветам, курильницам. Пробежаться пальцами, считывая воспоминания. И она не удерживается, касается футона. И приходит имя и осознание: он в беде. Взять за руку, заглянуть в глаза, назвать по имени и негромким смехом распугать сомнения. А потом укутать в кокон крыльев с тихим шелестом: «Спи», и умчатся назад…

«Только Крылатые могут ходить из мира в мир, не теряя тела».

Она сжимает руками виски, будто надеется выдавить этот голос, проповедующий непонятные истины. От этого голоса холодно и страшно. От его звука кукожится мечта, и рассыпается надежда. И одиночество железобетонной стеной валится на плечи.

Нет. В этот раз она не сдастся. Она чувствует — отгадка близко. И завтра обязательно все выспросит у Хаиро: сегодня за угощением он звал ее «Хозяйкой» и клялся исполнить любое поручение. Но на вопросы отвечал метафорами. Завтра она запишет их… Завтра… Спать… Голова готова лопнуть. Она падает на футон. В эту ночь ей больше ничего не снится.

***

Его школьный приятель был прав, говоря, что в жизни нужны всякие навыки. Сейчас Эшли согласен с этим как никогда и крайне доволен собой — дверь, наконец, уступает его натиску. Воровато оглянувшись, агент Центра проскальзывает в комнату.

Пахнет косметикой и флиртом. И даже царящий вокруг хаос — мил. Блаженная улыбка, словно за ниточки, растягивает губы: женщины; хорошо.

Кто-то совсем некстати мычит в ванной. Возвращаться и вспоминать — зачем ты здесь — неприятно. Но, как говорит шеф: «Есть такое слово — надо». Эшли уныло плетется в ванную.

В глазах разносчика пиццы плещется ужас. Из-под отлепленного пластыря доносится тихое: «Рю ничего не знает. Рю только принес пиццу».

— Кто такая госпожа Томоко? — Эшли выбирает роль «доброго копа» и говорит вкрадчиво, почти просяще.

— Навасака Томоко — владелица художественного салона. Она опекает госпожу Хисану, потому что когда-то дружила с ее матерью. Она наказала Рю отнести госпоже Хисане пиццу, которую, как сказала, приготовила специально для своей дорогой девочки… Рю заплатили, Рю сделал свою работу, Рю ничего не знает… А-аааа-отпустите, пожалуйста.

Эта Томоко — знакомая шефа. Эшли не раз слышал ее имя. Ему просто хочется узнать побольше правды. Но, похоже, здесь больше ловить нечего. И, потеряв интерес к парню, Дворкович устало машет рукой:

— Иди.

Рю убегает, а Эшли прислушивается и только сейчас понимает, откуда этот раздражающий шум — за одной из ширм, превращающих комнату в лабиринт, работает телевизор. А впрочем, голос у дикторши вполне приятный.

« … районе зафиксирован еще один случай полной амнезии. Вместе с тем, в клиники города обращаются люди, жалующиеся на появление у них чужих воспоминаний».

Спокойный голос комментатора сменяется всхлипывающим женским: «Я словно вспомнила другую жизнь: какая-то неизвестная местность и незнакомые мне лица. Помогите. Я больше не выдержу»…

Телеведущая говорит еще что-то, но он уже не слушает. Чертовщина прямо. Сначала Фанки, теперь этот репортаж. Нужно как следует выспаться. И как можно быстрее.

Эшли уходит, старательно прикрыв за собою дверь.

Его встречает ночь.

Дождит. И одинокий месяц сиротливо жмется к мохнатому боку кучевого облака.

***

Йоруичи недоуменно хлопает ресницами, хмурится и не может взять в толк, о чем говорит Кискэ. На вникание уходит секунд пять, а потом в говоруна летит подушка.

— Ты спятил?

Он ловит ее оружие и счастливо ухмыляется:

— Нет, я вспомнил. Мы ведь хотели поговорить о деле…

— То есть, ты считаешь, что у тебя сейчас… — она меряет его взглядом; он, наиграно стыдясь, прикрывается полосатой панамкой, — достаточно презентабельный вид для деловых разговоров?

Ее наряд из одних только длинных волос они оба находят приличным.

Подмигнув ей, он водружает головной убор себе на макушку, откидывается на подушки и принимает нарочито серьезный вид:

— Так вас больше устраивает, моя принцесса?

Она, хохоча, игриво колотит его, потом укладывается на живот и смотрит ему прямо в глаза. Серо-зеленые. Омутные. Так и хочется утонуть…

— Вполне. — Смуглый пальчик рисует на его груди неведомые знаки. Недолго. Однако за пальцем охотится его рука, и вскорости «рисовальщик» пленен и исцелован. Теперь труднее удерживать нить рассуждений. — Итак, жемчуг, говоришь…

— Да, будто разорванное ожерелье. Странный герб.— Его тонкие пальцы тонут в багряном шелке волос… — Заказали три гигая.

— Клан Ханадама, — мурлычет она, устраиваясь поудобнее и разнежено жмурясь. — Руководит ими один из Хранителей. Странно, они ведь никогда не вмешивались в жизнь Общества Душ … Всегда были сами по себе. Над всеми и ни с кем. И меня, кстати, хотели отдать замуж за главу этого клана. Я видела этот герб с рассыпанным жемчугом лишь однажды, когда представители жениха приходили к моему дяде. Но прежде, чем я успела что-то разузнать — дядю убили. А свадьба расстроилась… — печально усмехается Йоруичи.

— А ты умеешь хранить тайны, — уже без шутовства произносит Кискэ.

— Я этому долго училась. А вообще не нравится мне все это. Я нутром чую, что и эти по Хисанину душу явились. Нужно отправить бабочку Бьякусику — пусть поторопится, — и она уже порывается встать. Но ее хватают за руку и тянут обратно на подушки.

— Не так быстро, мы еще не закончили.

И горячие жадные губы спускаются все ниже, заставляя ахать, выгибаться и комкать простыни…
____________________________
²¹Ёдзимбо — телохранители. Как правило, в поиске средств к существованию, на такой вид службы шли ронины.

²²Тэнгу (яп. 天狗 — буквально «Небесная собака»; китайск.: Тянь-хоу) — существо из японской мифологии. Тэнгу очень часто носит одежду горного отшельника (ямабуси), он наделён огромной силой. Тэнгу может превратиться в мужчину, женщину, или ребенка, но его основная ипостась — босой странствующий пожилой отшельник, монах-ямабуси с чрезвычайно длинным носом. Иногда носят веер, вызывающий ужасные ураганы. Умеют летать. Говорят, тэнгу не хотят, чтобы люди жили в мире, поэтому они пытаются управлять историей людей. Как правило, прекрасные воины. Согласно легенде, сам великий Минамото Ёсицунэ учился воинскому искусству у тэнгу.

²³Здесь, у северной границы этого района, недалеко от горы Коифуши (koifushi), бывший лейтенант тринадцатого отряда, Шиба Кайен, тренировал свою подопечную, Кучики Рукию.

²⁴Слово «клен» содержится в переводе кланового имени Шихоуин 四楓院家 (shihouinke).楓 – fuu/kaede – клен. Клён особо почитается в Японии как символ учёности, величия, жизненной мудрости. На самом деле же герб клана Шихоуин выглядит иначе.

²⁵Род куртки с гербом хозяина, которую носили слуги самураев.

²⁶В японской демонологии светлыми или белыми волосами обладают создания нечеловеческой природы — всевозможные демоны и оборотни.

²⁷Ёкан (яп. 羊羹, yōkan ) — японский мармелад. Готовится из бобов адзуки, агар-агара и сахара. Ёкан подается во время чайной церемонии, поскольку его сладковатый вкус прекрасно сочетается с легкой горечью зеленого чая.

²⁸Ханадама буквально «ослепительный цветок», так в Японии называли высший сорт морского жемчуга как правило золотистого окраса.

²⁹Онсэн (яп. 温泉? ) — название горячих источников в Японии.

³⁰Мандзю (饅頭 ) — плюшки из пшеничной муки с начинкой из бобов адзуки.

³¹ Фурисодэ (яп. 振袖, дословно «развевающиеся рукава») — традиционный японский наряд незамужних девушек и невест, кимоно с длинными рукавами.

³² Бира-бира (びらびら ) — шпильки с длинными металлическими нитями, издающими приятный звон. Иногда украшены колокольчиками.

URL

11.04.2011 в 20:44

Nastsiya.N

прошу продолжения!

:hlop:

но не просто так.
Нравится. Особенно первая часть, Такая Хисана получилась, другая не такая как у всех. Она больше походит на Рукию, но это ее не портит. Нравится, что автор влел сюда драгоценные цитаты и образы Мураками Харуки. Спасибо за это отдельное. А еще спасибо за ввод в японскую мифологию и культуру. Очень запоминается.

Ну а теперь в минусы, не понимаю что происходит и честно говоря многое пролистала. Совсем не захватило читать про Бьякую с хранителями и еще какие-то там человечки из-за моря. Ну и еще в первой части Бьякую наш дорогой на князя не очень походит.

Однако весь оос Бьякуи прощается прекраснейшими описаниями Хисаны и ее жизни. Очень нравится твоя Хисана. Автор молодчинка!! Такие образы...ммм

Надеюсь на продолжение. :shuffle2:

URL

11.04.2011 в 20:58

crazy belka28

У женщин один принцип: любить нельзя использовать. А где ставить запятую — они сами решают (с)

Nastsiya.N, эх, продолжение вряд ли будет, я выпала из фандома и вселенной фика))) мне правда очень жаль

За критику — все равно спасибо)))

URL

11.04.2011 в 21:11

Nastsiya.N

crazy belka28 жаль очень.

Ну раз так то я понимаю, в этом проблема макси, было.

да ладно за критику там.
Текст хороший очень. Так и хочеться еще раз все описания перечитать, про небо в первой главе и дождь во второй. :inlove:

URL

12.04.2011 в 07:45

crazy belka28

У женщин один принцип: любить нельзя использовать. А где ставить запятую — они сами решают (с)

Nastsiya.N, ну в моем дайри есть еще и 5 глава))) там флафф и романтика))) приходите)))

Ну раз так то я понимаю, в этом проблема макси, было.

Нет, проблема в том, что автор скачет по фандомам :-D

URL

12.04.2011 в 11:15

Pixie.

Произошла окончательная победа сил добра над силами разума (с)

crazy belka28
То есть продолжения совсем-совсем не ждать?(((

URL

12.04.2011 в 15:46

Nastsiya.N

crazy belka28 мы к вам срадостью прибежим, и тоже поскачем по фандомам. :eyebrow:

URL

12.04.2011 в 18:39

crazy belka28

У женщин один принцип: любить нельзя использовать. А где ставить запятую — они сами решают (с)

Pixie., солнышко, я не знаю даже))) если Блич меня опять вставит — то все возможно))) самое ужасное, что 6-я-то глава почти готова))) эх...

Nastsiya.N, будем ждать

URL

02.02.2024 в 23:37


Запомнить

Ханами — радость сердца