Любовь — это твоя сознательная способность ставить свои недостатки ниже, чем недостатки близкого человека (с)
Название: Тот самый день Автор: wandering Бета/гамма: Chibi_Massacre Фендом: Блич Персонажи/пейринги: Бьякуя, намёком Рукия/Ичиго Жанр: гет, агнст, au Рейтинг: PG-13 Размер: мини, 6 стр. Статус: закончен Предупреждения: оос Размещение: с разрешения Дисклеймер: из моего только сочетание слов. Права - у Кубо. От автора: Время действия: после казни Рукии, но до арранкаров. Оклемавшийся после ранения Бьякуя посещает могилу жены. читать дальше Этот день обещал быть нелёгким с самого утра. А точнее, ещё с вечера, когда Бьякуя узнал, что этот рыжий... риока снова в Сообществе. И за что ему такое наказание в виде Куросаки Ичиго? Ками всю дорогу будто развлекались, сталкивая с Бьякуей на жизненном пути людей совершенно не его круга, но быстро и прочно входящих в его жизнь; а может, они исполняли его тайные желания?
Впрочем, конечно, Бьякуя понимал, за что именно ему Ичиго. И не ему было указывать сестре, с кем общаться. В одном теперь Кучики был уверен - Рукию до утра ему не дождаться. Ну что ж, по крайней мере, теперь Бьякуя мог провести свободное время с книгой в руках. Ничего, что завтра тот самый день, он был даже рад, что сегодня ночью, скорее всего, спать ему не придётся. Закончив с документами, Кучики устроился в библиотеке поместья, совершенно неожиданно для себя выбрав сказки. Старые добрые сказки, которые ещё дед читал ему вслух. И вовсе Бьякуя не сестру поджидал, просто ночь сегодня такая. Опасная.
Он лег только тогда, когда почувствовал реяцу Рукии, появившуюся на рассвете в саду. Пара часов сна, и Бьякуя снова был на ногах. Тщательно - сегодня тщательнее, чем обычно, - привёл себя в порядок, медленно оделся, взял приготовленные незабудки, благовония и любимые лакомства Хисаны, отправился на кладбище. Сегодня был день её смерти.
За десятилетия этот день уже успел превратиться в традицию: Бьякуя шёл сначала на кладбище, недолго разговаривал с женой, а после уходил в лес и оставался наедине с Сенбонзакурой, давая возможность мечу показать свои способности, а себе – забыться в движении. Сенбонзакура в такие дни показывал предел своих возможностей, и иногда Бьякуе казалось, что вот сейчас меч не выдержит и рассыплется на лепестки, да так и останется лепестками, лежащими у его ног мёртвой розовой красотой.
Началось это ещё с тех времён, когда Бьякуя, закаменев от горя, искал выход, а точнее, пытался спрятаться от утраты и вины. И памяти. Со временем такой порядок превратился в простую привычку, не потому, что горе притупилось или Бьякуя свыкся с потерей, а потому, что научился заковывать себя в броню равнодушия. Ведь всем известно, что если тело испытывает невыносимую боль, то мозг отключает сознание. А что происходит, если невыносимую боль испытывает душа?..
Бьякуя шёл по знакомой аккуратно убранной тропинке, вдыхая запах приближающейся весны – он всегда отличал смену времён года по запаху, особенному, присущему каждому из сезонов. Да, сегодняшний день, по странному стечению обстоятельств, располагал к воспоминаниям. Сегодня впервые Бьякуе захотелось не забыть – вспомнить. Вспомнить с самого начала.
Подойдя к могиле Хисаны, Бьякуя зажег благовония, поставил цветы, положил печенье, но заговаривать с женой не спешил. Слишком много воспоминаний, запретных мыслей и образов, давно и глубоко запечатанных внутри, просились сегодня наружу.
Она напевает негромко своим чудным, мягким голосом какую-то песню и легко перебирает его волосы, пропуская длинные черные пряди сквозь пальцы, а Бьякуя дремлет, положив голову ей на колени...
Он вздрогнул от слишком яркого образа, возникшего, будто и не было стольких лет. Но Бьякуя и так уже понял, что день сегодня будет не простой, а потому постарался не отвлечься, а расслабиться. Так, как расслабляется воин, противостоя сильному ветру, – единственный способ не промерзнуть до костей и выдержать противоборствующую стихию.
Он перевёл взгляд на надгробие. Четкие выгравированные буквы, простой камень с надписью «Кучики».
Хисана... Она была подобна белоснежной лилии в грязных и мутных водах пруда – так он подумал, разглядев её внимательнее. Маленькая, хрупкая, ласковая, уютная. Она дарила, распространяла тепло вокруг себя. Такое ненужное, невостребованное в Инудзури, и такое необходимое для него. И Бьякуя, лишённый этого тепла с самого детства, понял, какую драгоценность нашёл. Очень скоро он почувствовал, что для него Хисана - как воздух, что без неё он просто не сможет жить как раньше, что она должна принадлежать только ему, и никак иначе.
Думал ли он о том, что поступает неправильно? Нет, он просто стремился к своей цели, сметая на пути любое сопротивление. Закон, клан, обычаи, традиции – неважно. Чем сильнее было высказанное недовольство, тем уверенней он был в своей правоте. Он силён, у него достаточно средств к достижению этой цели. Кучики вообще всегда были склонны получать всё, что требуется, а Бьякуя – в особенности.
«Я смогу!» - это было даже не девизом, а железной, непоколебимой уверенностью.
О том, сможет ли Хисана, он не думал тогда...
Они сидят в большом зале для церемоний, в традиционных одеждах, рядом, на полу. Напротив – семеро вассалов, управляющий и несколько членов семей. Церемониальное знакомство задумано нарочно, во избежание неприятностей и неожиданностей на свадьбе.
Гости осыпают вежливо-ласковыми комплиментами Хисану, но Бьякуя не обманывается – её появление для большинства из них крайне нежелательно. Особенно для тех, чьи дочери по умолчанию прочились ему в жёны. Разговор течёт медленно и плавно, постепенно переходя на деловые и хозяйственные темы. Хисана отмалчивается, не в силах поднять глаз из-за растерянности, неловкости, и потому, что считает себя не в праве вмешиваться, да и в принципе здесь находиться, тоже.
Разговор неожиданно поворачивает в сторону давнего спора – строительства моста в одной горной местности, испещренной мелкими речушками и одной быстрой и широкой рекой. Никто не хочет начинать это весьма трудоёмкое и дорогостоящее дело, приводя всевозможные доводы. Бьякуя молчит, сохраняя спокойно-непроницаемое выражение, внимательно слушая приближённых, по нему нельзя догадаться, как он напряжён.
- А что на это скажет уважаемая госпожа? – неожиданно звучит вежливый вопрос, и Бьякуя догадывается об истинных намерениях спросившего.
Хисана взволнованно оглядывается на Бьякую. Он слегка поворачивает к ней голову, и выражение его глаз на пару секунд меняется: в них мелькает ласковое ободрение и легкая улыбка. Хисана вздыхает и отвечает, снова опуская взгляд:
- Думаю, что строительство нового моста, вместе с новой дорогой, приведёт к увеличению населения в этой местности, и, следовательно, к развитию торговли. А значит, строительство моста будет выгодно и этому поселению, и всему клану в целом.
Глаза Бьякуи, заранее уверенного в её ответе, чуть прищуриваются, пряча довольную усмешку: так не соответствует тихий голосок произнесённым словам. Затем взгляд его тяжелеет и обращается на присутствующих, давая понять, что терпение его не безгранично и «пора бы гостям и честь знать». Задавший вопрос быстро прячет недовольный взгляд и поджимает губы: для него да теперь и для всех гостей очевидно, что будущая жена будет служить главе поддержкой.
Присутствующие, оценив обстановку, вежливо кивают, соглашаясь с Хисаной, и начинают постепенно откланиваться...
Потом, много лет спустя после смерти Хисаны, глядя на успехи Рукии, Бьякуя часто думал о том, в какой диковинно-прекрасный цветок могла бы вырасти жена, получи она необходимое воспитание и образование. Она была достаточно умна. Конечно, знаний ей явно не хватало, но она схватывала всё на лету, умела делать выводы и вычислять последствия, даже предугадывала события, но всё это было придавлено сознанием собственной никчёмности и безмерным чувством вины. Первое время, по крайней мере. Потом, когда она оттаяла и полностью доверилась ему, оказалось, что Хисана обладает удивительной, спокойной силой настоящего терпения и смирения, а так же необыкновенным даром - умением радоваться каждой минуте жизни.
Она просит научить её обращаться с оружием. Глаза полны решимости стать сильнее, стать достойной женой даймё: недавно он читал ей историю клана и обороны одной из крепостей. Бьякуя, улыбаясь, соглашается, несмотря на то, что отлично понимает - любое оружие не для неё. Но отказать такому горячему желанию со стороны обычно тихой Хисаны не может, каждая её улыбка для него на вес золота.
Они приходят в додзё, и Бьякуя показывает несколько простых движений, вручает ей боккэн. Хисана растерянно смотрит на оружие, потом пытается повторить показанное, но быстро теряется: насколько красиво и органично движения смотрелись у мужа, настолько, кажется, угловато и бестолково – у неё.
Тогда Бьякуя приходит на выручку: он ставит Хисану перед собой, обхватывает тонкие запястья и заставляет двигаться вместе, превращая тренировку в совместный полутанец. У Хисаны выходит не очень, пока она не закрывает глаза и не расслабляется в руках мужа, следуя за ним. Это будоражит Бьякую не хуже вина, ведь Хисана единственная, в чьём присутствии ему весьма трудно сосредоточиться, но так даже интереснее...
Да, тогда, особенно первый год после свадьбы, ему казалось, что он победил; что всё остальное неважно, и он сможет научить её всему; что он сорвал диковинный цветок счастья. А то, что этот цветок был необычным, словно из другого мира, появившимся не в то время, не в том месте, Бьякуя понял уже много-много времени спустя...
Однажды, возвращаясь из Руконгая, Хисана привела с собой маленького мальчика лет десяти. Уступив просьбе жены, Бьякуя оставил его прислуживать. Мальчик отогрелся и прижился, очень стараясь услужить, оживив периодическими ребяческими выходками устоявшуюся жизнь поместья.
А два месяца спустя оказалось, что этот маленький слуга регулярно поил Хисану ядом, под видом особенного травяного чая, а она догадывалась об этом.
Бьякуя вспомнил, как утратил контроль над собой от ярости и страха потерять жену, когда это раскрылось; как сорвался на крик и тряс её, требуя объяснений, не в силах в тот момент понять, что она даже пошевелиться не может от чудовищного всплеска его реяцу. И как остановился, словно от пощечины, с трудом разобрав шёпот:
- Ты же... унич...тожил бы.. его, а он... всего... лишь... выпол...нял... чей-то приказ...
Бьякуя очнулся от воспоминаний, провёл ладонью по лицу, прижал пальцами внезапно потяжелевшие веки. Виновных он тогда, разумеется, нашел, быстро разобравшись, чьих ревнивых рук это дело... Именно с тех самых пор в поместье резко сократилось количество прислуги и не появлялось ни одного нового или лишнего человека.
Да, иногда рядом с Хисаной он чувствовал себя чудовищем, посадившим в клетку маленькую певунью-пташку. Но это было сильнее него, никто другой ему был не нужен, и отпустить её Бьякуя был просто не способен.
А Хисана была вполне довольна и не жаловалась. Она обустраивала территорию возле своего крыла усадьбы, отведённого ей с самого начала; разбивала клумбы, попросила выстроить беседку. Она много читала, даже писала стихи. Короткие, яркие, полные печали и надежды. Они обменивались ими: Бьякуя оставлял для неё листок рано утром, рядом с её подушкой, а Хисана приносила написанное вечером в его кабинет и оставляла на рабочем столе, зная, что Бьякуя будет засиживаться допоздна.
Бьякуя спрятал потом эту тетрадь с её стихами и записками далеко, так далеко, чтобы даже самому не найти.
Он вообще после её смерти вел себя... странно.
Кто сказал, что нельзя похоронить себя заживо? При желании, очень даже можно. Бьякуя превратил для себя поместье в сплошную изощрённую, изысканную пытку, запретив убирать и трогать с места её вещи.
Вот её любимое кресло, а из этой чашки она любила пить; её заколки, её расческа, её домашнее юката, её таби... Это её праздничное кимоно, первое, которое он подарил ей... Она тогда, помнится, отчаянно смущалась его яркой красоты и настойчивости Бьякуи, долго отказывалась его надеть... За этим котацу они грелись вдвоём промозглой зимой и в дожди... Она любила, усевшись напротив него за этим самым котацу, пока он читал вслух, прилечь на стол и, протянув руку, переплести свои пальцы с его... Это её любимая сакура, сидя под которой она впервые прошептала ему: «Люблю...» Это её беседка, её пруд, её постель... Он сходил с ума от воспоминаний об общих ночах, о её нежности и податливости, от снов, разбивающихся и разбивающих его самого об утреннюю реальность...
Это продолжалось год. Днем – спокойный, окруженный ледяной стеной отчуждения и закованный в броню равнодушия капитан, ночью – мечущийся, смертельно раненный зверь.
«Твоя вина, Бьякуя! Это всё твоя вина!»
И тут появилась Рукия. Она мешала ему. Бьякуя избавился бы от её присутствия, если бы только мог. Ох, как она ему мешала! Бередя воспоминания и заставляя вздрагивать, отводить глаза при одном своём появлении.
Бьякуя вспомнил, как примчался сюда, на кладбище, в день, когда встретился с Рукией, бессильно упал на колени и вопрошал холодный камень: «Зачем, Хисана?! За что?!»
Рукия, сама того не подозревая, стала его карой и причиной, началом выздоровления. Потому что заставляла его меняться, заставляла одним своим присутствием, необходимостью с ней общаться и думать о настоящем. Жить.
И он снова уступил. Уже совершенно другой, практически навязанной ему женщине. Сестре.
А потом Бьякуя привык. Привык наблюдать, защищать, охранять; радоваться успехам, тревожиться от неудач – на расстоянии, издалека. Спустя годы неожиданно поняв, что случилось то, чего так боялся – он снова, опять привязан. Неожиданно, против воли, а затем уже совершенно сознательно.
И когда Рукии вынесли приговор, оказалось, что без неё своего существования Бьякуя уже не мыслит. Вряд ли Рукия догадывалась об этом, он ведь сделал все, чтобы держаться как можно дальше. Когда Бьякуя понял это, было уже поздно, расстояния было не сократить, и, казалось, совершенно невозможным, ни в его, Бьякуи, силах ничего изменить. Растерявшись, совершенно запутавшись, он окончательно превратился в монстра – ледяное и жестокое существо, не разбирающее ни своих, ни чужих...
Куросаки Ичиго изменил всё.
И как бы ни противно Бьякуе было это признавать – он должен быть и, глубоко внутри, был благодарен этому рыжему недошинигами.
События у Соукьеку, бой с Куросаки, решение спасти Рукию, то признание перед сестрой. Всё это окончательно перевернуло в душе Бьякуи вверх дном... и расставило по местам. Выдернув сестру из-под меча Гина и посмотрев Рукии в глаза, Бьякуя не увидел в них ни ненависти, ни желания отомстить. Почувствовал только, как она, прижимая его раненого к себе, пытается защитить... Да, он понял, как ошибался. Раны надо лечить, очищать, перевязывать. Их нельзя прятать и закрывать наглухо, иначе они начинают гноиться. И душевные раны тому не исключение.
Вот только по-другому он давно уже не умел...
Рассказав Рукии о сестре, о себе, признавшись в своей слабости перед всеми, включая Куросаки, попросив у Рукии прощенья, Бьякуя почувствовал наконец такое облегчение, которого не давали ни изнуряющие тренировки, ни сильнейшие противники, ни ненависть к самому себе. Облегчение, после которого можно было почти заново начать жить.
Хисана оказалась права, когда говорила, что признание вины никак не унижает гордости. Впрочем, как и всегда оказывалась права в подобных вопросах...
Бьякуя очнулся от ощущения приближения знакомых реяцу. Послышался негромкий разговор, и по тропинке к нему направились Ичиго, с цветами в руках, и Рукия, с небольшой корзинкой.
- Эм, Бьякуя, можно? Мы тоже хотим навестить могилу, ты не против? – вклинился фамильярный риока раньше, чем Рукия успела что-то сказать. Она пихнула его в бок локтем, требуя замолчать:
- Простите, нии-сама, мы можем прийти позже.
Бьякуя перевел на Ичиго тяжелый взгляд, помолчал, мельком глянув на Рукию (как это, всё-таки, для него до сих пор неимоверно трудно!) и промолвил:
- Не нужно. Я уже ухожу. – Сегодня у Рукии ничуть не меньше прав для того, чтобы впервые навестить могилу старшей сестры. А он может прийти ещё раз, чтобы позже поговорить с женой.
И, повернувшись, Бьякуя пошел по тропинке, чувствуя спиной, как, переглянувшись между собой, провожают его взглядами Рукия и Ичиго.
Нет, одного раза и одной благодарности, произнесённой в день спасения Рукии вполне достаточно. Рукия всё понимает, а рыжему недошинигами вовсе не обязательно знать, что вдвоём они спасли его от чего-то более опасного и более страшного, чем смерть.
Любовь — это твоя сознательная способность ставить свои недостатки ниже, чем недостатки близкого человека (с)
Название: Хисана Автор: wandering Бета/гамма: временно отсутствует Фендом: Блич Персонажи/пейринги: Хисана, Бьякуя Жанр: гет и агнст Рейтинг: PG-13 Размер: драббл, 4стр. Статус: закончен Предупреждения: оосище Размещение: с разрешения Дисклеймер: из моего только бред воспаленного воображения. Права - у Кубо. От автора: памяти Pixie посвящается
В мокром плаще с капюшоном, облепляющем маленькую, худенькую фигурку, Хисана подходит к воротам поместья. Ноги давно промокли, про одежду и говорить нечего - ветер пробирает её до костей, Хисана не может сдержать дрожь. Очередной неудачный день поисков, очередные плевки в спину вкупе с грязными ругательствами. Сегодня, почему-то, особенно много. Не потому ли, что сегодня как раз тот самый день? День, когда она бросила Рукию?
Хисана тихонько проскальзывает в ворота поместья, стараясь не попадаться никому из слуг на глаза. Казалось, все слезы уже давно выплаканы, ан нет, снова, неожиданно горячие в окружающем промозглом холоде, чертят дорожки по щекам. Раскаяние и сожаление так часто давившие грудь, сегодня, кажется, пытаются разорвать грудную клетку. Хисана судорожно сжимает на груди плащ. Больно.
«Надо будет переодеться, - вяло и нехотя пробегает мысль, - а то Бьякуя-сама опять будет беспокоиться...»
Но, по прибытии в комнату, силы совсем покидают её, и Хисана в изнеможении опускается на пол.
«Хорошо, что господина нет дома, можно хотя бы выплакаться...» - невесело усмехается она сквозь слезы, стирая их тыльной стороной ладони. При муже она старается не плакать, зная, что он и так безмерно переживает, отпуская её в Рукангай одну. Но так настояла она сама - это её беда, и вмешивать сюда мужа она не желает, проявляя характерно-семейное для Кучики упрямство.
Сзади аккуратно отодвигаются сёдзи, и слуга тихо сообщает, что ванна для госпожи готова. Хисана благодарит, не оборачиваясь и стараясь сохранить твердость голоса, просит оставить её – нет ни малейшего желания, чтобы Бьякуе доложили о том, что она снова плакала. Как только седзи за слугой задвигаются, её снова охватывает оцепенение. Странные ощущения: мокро, смертельно холодно, хочется спать, а внутри всё горит огнём. Она понимает, что может заболеть, понимает, что муж снова будет с тревогой в глазах расспрашивать о том, что произошло, будет пытаться уложить в постель, вызвать врача...
«Но сейчас, - горько усмехается про себя Хисана, - пусть всё будет так. Хорошо, что он придёт только вечером...»
Перед глазами плывут грязные улочки Рукангая, покосившиеся дома, хмурые, забитые или злобные жители...Долгая дорога, расспросы, молчание в ответ, плевки под ноги и в спину, насмешки уличных мальчишек, неприязненные, а то и злобные взгляды; желчные замечания старух и скабрезные - подвыпивших мужчин, оскорбления... Брошенное сегодня ей в спину: «Шлюха!» - бьёт с новой силой, будто и в самом деле ударили наотмашь по лицу. Хисана сгибается пополам от невыносимой боли, поддаваясь нахлынувшей волне рыданий.
«Я получаю по заслугам!»
Отчаяние захлестывает с головой, она хватает подушку с расстеленного рядом футона и, сжимаясь в комок, кричит в неё так сильно, как только может, до нехватки кислорода, до судорожного кашля, пытаясь выплюнуть с этим криком всю горечь, которая скопилась внутри. Но это не так просто. Одним единственным не сдерживаемым криком здесь не помочь, не избавиться от тяжести, накопившейся за годы скорби и вины. Когда рыдания идут на спад, новую волну боли приносят терзающие мысли:
«Как же я могла?!! Я так виновата! Почему?! Почему я не могу найти тебя?! Я так этого хочу! Где ты, сестрёнка? Только бы ты была жива! Где ты, Рукия? Что с тобой?!»
Хисана не пытается остановиться, давая новым и новым мыслям изводить и без того уставший разум и рвать душу на части, даже желая этой муки, ведь она полностью заслужила её... Измученное, окончательно замерзшее тело бьёт крупная дрожь, а сознание постепенно меркнет, когда перед глазами мелькают черные хакама, белая накидка и Хисану поднимают чьи-то руки. Низкий голос произносит тихо, с болью и плохо сдерживаемой яростью:
- Что же ты с собой делаешь?!
Хисана уже не в силах открыть глаза, только инстинктивно прижимается к кажущемуся нестерпимо горячим телу и расслабляется в родных сильных руках, проваливаясь в забытьё.
Следующие несколько дней Хисана приходит в себя изредка. Её мучает жар, чьи-то руки меняют повязку на лбу, смачивают губы, обтирают, переодевают, заботливо подтыкают одеяло, даже, кажется, пытаются кормить.
Хисана видит какие-то безумные, темные, насыщенные сны, где ищет Рукию, находит, теряет; они вместе с сестрой от кого-то убегают, их настигают, разлучают; Хисана мечется в поисках, просит помощи, лица, знакомые и незнакомые хороводом сменяют друг друга; потом она видит мужа, стоящего в храме со склонённой головой и сложенными в молитве руками – и неожиданно успокаивается от сознания того, что раз она видит его, то теперь всё обязательно будет хорошо. Сны становятся спокойнее, тише; они уже не давят и не гнетут, просто сменяют друг друга незапоминающимися светлыми образами. Потом Хисана видит себя в лесу, на большой и светлой поляне, под ярким солнцем в лазоревом небе. Ей спокойно, она чувствует за всей этой тишиной и красотой присутствие чьей-то ровной, мощной силы, которая, несомненно, охраняет её. Хисана пытается увидеть источник этой силы, понять, от кого она исходит. Последнее, что она видит, когда смотрит небесную синеву – кого-то гигантского и крылатого, отливающего белым серебром.
Хисана просыпается внезапно, от какого-то внутреннего толчка, плохо понимая, где находится и что с ней, не в силах пошевелиться. Видит неясный силуэт рядом, ощущает легкое, нежное прикосновение к щеке, заботливые руки кладут на лоб новую влажную повязку, и Хисана снова проваливается в недолгий, но теперь уже живительный сон без сновидений.
Когда Хисана приходит в себя и открывает глаза, за окном только-только начинает светлеть осеннее небо. Солнце ещё не взошло, и предрассветные сумерки холодны и туманны. Но в комнате тепло. Горит не погашенный с ночи светильник и теплится обогреватель. Хисана поворачивает голову и видит, что рядом, на соседнем футоне спит Бьякуя: одетый, поверх одеяла, с короткой трехдневной щетиной на небритом подбородке и синевой под сомкнутыми веками. Ни одной мысли в голове Хисаны не рождается, только пробуждается желание дотянуться и дотронуться до спящего. Её попытка приподняться проваливается, поэтому она с трудом поворачивается на бок и тянется к Бьякуе дрожащей от слабости рукой. Пальцы касаются слегка запавшей щеки, гладят колючий подбородок, не менее колючую полоску над верхней губой, замирая возле нежной кожи четко очерченных губ. И в это время ладонь Бьякуи накрывает её дрожащие пальцы. Не открывая глаз, он перехватывает её руку, прижимает ладонь к своим губам. Хисана чувствует влажный след от поцелуя, тепло от его дыхания на своей ладони и тихо шепчет:
- Доброе утро, мой господин...
Он открывает глаза, и на Хисану устремляется цепкий, без малейшего намёка на сон стальной взгляд. В этот момент Хисане внезапно приходит сравнение с белым Драконом – такое странно-внимательное и опасное у Бьякуи сейчас выражение этих самых серебряных глаз. Почему белый? Сейчас на нем темно-синее кимоно и такие же хакама ... И почему Дракон? Хисана не знает... Бьякуя отпускает её руку, тянется к её лицу, откидывая пальцами волосы, пробегает сухой и прохладной ладонью по лбу и щекам.
- Тебе лучше, - утвердительно звучит его чуть глуховатый со сна голос.
- Да, мой господин.
Хисана смотрит, как он на мгновение прикрывает глаза, как тонкие ноздри трепещут, выдыхая; видит, с каким нескрываемым облегчением он вздыхает, словно выпускает тревогу и заботу нескольких дней.
- Простите меня, мой господин, - шепчет Хисана и чувствует, как наворачиваются слёзы и сжимает горло, – простите меня...
Она зажмуривается, пытаясь сдержаться, даже съёживается, пряча лицо. И чувствует, как придвинувшись к ней, Бьякуя ложится рядом на футон, кладёт голову на её подушку, притягивая её к себе, крепко сжимает в объятиях; запустив пальцы в её волосы на затылке, прижимает голову Хисаны к своей груди.
- Не смей больше так пугать меня. - Скорее угадывает по гулкой вибрации, чем слышит Хисана. - Не смей бросать меня, иначе я убью тебя сам.
В ответ на эти слова Хисана только крепче прижимается к нему, сжимая обеими руками у него на груди кимоно, упирается лбом куда-то в солнечное сплетение. Как ни странно, от этих слов ей становится легче, она даже чуть улыбается сквозь слёзы. Дождавшись, когда голос к ней вернётся, Хисана шепчет:
- Вы же знаете, я никогда не покину вас, мой господин. И с радостью приму смерть от вашей руки.
Поднимая голову, она видит, что Бьякуя уже уснул, всё так же сильно прижимая её к себе. Хисана смотрит на буквально за минуту отключившегося от усталости мужа с нежностью и неотступным чувством вины, понимая, что все дни лихорадки он не отходил от неё. И те заботливые руки, которые она смутно, но ощущала – это те же самые, что сейчас так крепко держат её.
Внутри внезапно просыпается предчувствие беды. Предчувствие того, что она не сможет выполнить данного обещания. Она пытается отогнать это чувство, и на смену ему приходит мысль, что она, не раздумывая, отдала бы свою жизнь за двоих существ на этой планете – за него и за Рукию. Которую обязательно найдет, пусть это даже будет стоить ей жизни. На этой мысли разум отключается, поддаваясь изнурённому болезнью телу, и Хисана постепенно сдаётся обволакивающему сну, убаюкивающему её в объятиях самого близкого, родного и самого надежного на свете человека, пусть он и бог смерти.
Любовь — это твоя сознательная способность ставить свои недостатки ниже, чем недостатки близкого человека (с)
Название: Одна боль на двоих Автор: wandering Бета: Аля Гетто Фендом: Блич Персонажи/пейринги: Бьякуя/Хисана, Рукия Жанр: гет, агнст, романтика, драма Рейтинг: PG-13 Размер: мини, 15стр. Статус: закончен Предупреждения: смерть персонажа, AU, ООС Размещение: с разрешения От автора: Попытка расширить канон, строго не судите))) Дисклеймер: все права у Кубо, я только слова подбираю. читать дальше
Старинное поместье. Главный дом. Небольшая комната в дальнем левом крыле, ближайшая к небольшому живописному пруду. Закрытые сёдзи. Футон. Хрупкая и слишком бледная женщина лежит под одеялом. Она что-то тихо говорит, и видно, что силы покидают её. Сидящий рядом мужчина держит её за руку.
Хисана. Его маленькая хрупкая девочка. Родная. Любимая. Единственная.
Её слова переходят в шёпот, она снова поднимает на него глаза фиалкового цвета и пытается улыбнуться в последний раз.
Больше, чем подруга; больше, чем жена. Часть его самого.
В её глазах нежность, любовь, благодарность, сожаление и смирение. Жизнь тихо покидает её.
Мужчина прижимает бледную тонкую кисть к губам и застывает, неотрывно глядя в её лицо, как будто хочет взглядом передать хоть частичку жизни.
Это конец.
Он не плачет, не кричит. Просто не отрываясь смотрит, не желая отпускать её руку. Не желая двигаться, не желая дышать, не желая жить.
Лейтенант шестого отряда Кучики Бьякуя почти справился.
Почти.
Сейчас глядя пустыми глазами на застывшее любимое лицо он поймал себя на том, что внутри нет ни единого чувства и ни единой мысли. И в ту же секунду боль обрушилась такой сильной волной, что он, бывалый и опытный воин, со стоном согнулся пополам.
Душевная боль ранит сильнее и беспощаднее. И Бьякуя, не проигравший ни единого сражения, сдался.
Не разгибаясь и не выпуская руки Хисаны он упал рядом с ней и провалился в беспамятство.
Гордость и надменность – эти отличительные черты всех членов семьи Кучики были присущи Кучики Бьякуе больше, чем кому-либо из них. Награждённый с рождения многими талантами, сильнейший из многих поколений клана, ко всему прочему он был ещё и красив. Высокий, стройный, изящный. С удивительно тонкими чертами лица, словно вырезанными искусным талантливым резчиком; иссиня-чёрными волосами и внимательными, глубокими, словно озёра, с видимым спокойствием на поверхности, серыми глазами. Изящество, присущее аристократии, проглядывало во всём: от тонких пальцев рук до отточенных движений.
Но несмотря на своё утончённое благородство Кучики был отличным воином, обладающим твёрдой рукой и несгибаемым духом. В сражениях он не терял хладнокровия, хотя себя не щадил и выбирал самых сложных противников, не давая ни себе, ни им не только сражаться вполсилы, но и расслабиться хоть на мгновение. Он обладал одним из самых красивых и смертоносных занпакто, и научился обращаться со своей силой чуть ли не раньше, чем взял в руки меч. Бьякуя умел упорно трудиться и достигать нужных результатов во всём, за что брался, будь то каллиграфия, изучение истории клана, пение, игра на музыкальных инструментах или владение мечом. Рассудительный, сдержанный и спокойный – его рано приучили к тому, что нужно владеть собой при любых обстоятельствах. Для управления кланом от него требовалось много выдержки.
От него исходило ощущение твёрдой и надёжной силы, на которую хотелось, и можно было положиться.
Его уважали, перед ним склонялись, может, даже завидовали и держались на расстоянии. Для Бьякуи это должно было стать и стало привычным. Хотя «привычное» вовсе не означает «желаемое». Но что значат желания для того, кто обязан ставить на первое место долг, а на второе – закон? Для него и на третьем вряд ли стоял он сам, отодвигая мечтания и порывы, а потому делая недоступным и непонятным для обычных людей.
Поэтому именно от него, казалось бы, высокомерного и холодного наследника и будущего главы клана Кучики, никто не ждал такого странного и необычного поступка.
Когда они вошли в главный дом – благородный господин и худенькая руконгайская замарашка – никто не посмел задавать вопросы.
Бьякуя, заметив несколько недоумённых взглядов, прикрыл глаза и, не повышая голоса, спокойно приказал:
– Переодеть и накормить.
– Ничего не бойся, – добавил, повернувшись к Хисане. Смущённая, притихшая, она только кивнула в ответ.
– Я буду в саду, – бросил Бьякуя слугам, уходя. Сейчас ему очень нужно было подумать.
Была весна, время цветения сакуры. Сад стоял в цвету, и от обилия лепестков казалось, что всё вокруг окрашено во множество оттенков розового: от почти белого до ненасыщенного красного. Всё это в сочетании с голубым небом и тёплым весенним солнцем создавало ощущение торжественного праздника, даря предвкушение чего-то волнующего и необычного.
Неспешно ступая по тропинке, ведущей вглубь сада, и любуясь на всю эту красоту Бьякуя пытался понять, что же так зацепило его в этой девушке, что он, повинуясь внезапному порыву, забрал её с собой.
Он представил, какой переполох творится в поместье, как сейчас шушукаются слуги, и какой недовольный взгляд у управляющего, узнавшего о неожиданной гостье. Представил, как отнесутся к известию вассалы…
Но сейчас всё это было неважно. Сначала нужно попытаться объяснить хоть что-то самому себе, хотя бы найти причину и решить, что делать, а потому мысли вернулись к той, из-за которой и началась эта суматоха.
Кучики увидел её, возвращаясь из Руконгая. Отпустив патрульную группу и всех офицеров, лейтенант шестого отряда решил позволить себе немного пройтись.
Нежные краски дикой весенней природы завораживали Бьякую даже больше, чем ухоженный сад поместья. Правда, в этот раз полюбоваться кусочком природы на берегу реки ему так и не удалось, хотя открывшаяся картина тоже привлекла его внимание.
На довольно высокой от земли и не очень прочной ветке раскидистого дерева сидела девчушка, прижимающая к себе маленькую зарёванную девочку. А под этим самым деревом галдела стая подростков с палками в руках и явно не самыми дружелюбными намерениями. Девочки сидели достаточно высоко и, судя по тому, как устало прижималась к стволу та, что постарше, довольно давно. Малышка просто ревела в голос, почти перекрывая гул раздражённых мальчишеских голосов. Руконгай не терпит слабостей, а сидящие на дереве были слабее группы внизу. Парни вели себя агрессивно: некоторые пытались добросить до девчонок палки; а один из ребят – тот, что был повыше – подсаживал себе на плечи худенького паренька, чтобы дать тому возможность залезть на дерево. Выкрики снизу становились всё яростнее и свидетельствовали о том, что временная невозможность достать беглянок приводила парней в бешенство, и отступать они не собирались.
Прежде чем Бьякуя сам осознал это, он уже двигался к злополучному дереву, лишь слегка выпустив реяцу, которая всё же прошлась подобно яростной волне. Подростки бросились врассыпную, и девчушка постарше облегчённо вздохнула, а младшая от неожиданности перестала орать.
Подойдя к дереву поближе Бьякуя поднял руку и проронил:
– Отпускай её, я помогу.
Лейтенант и сам не очень понимал, зачем делает это, но начатое нужно доводить до конца. Так его учили, и так он объяснил свои действия самому себе.
После секундного размышления старшая кивнула и, что-то шепнув зарёванной малышке, стала помогать той спуститься на ветку пониже. Когда старшая спускалась сама, то тщательно придерживала свои лохмотья, почему-то постоянно косясь на Бьякую.
Заплаканная малютка исчезла, стоило ему поставить её на землю, а худенькая оборванка не стала дожидаться, когда внезапный помощник вновь поднимет голову и, спрыгнув на землю, молча встала перед ним, не поднимая глаз. Похоже, убегать она не собиралась.
Окинув её взглядом, Бьякуя понял, что ошибся в определении возраста, потому что перед ним стояла уже вполне взрослая девушка. Короткая стрижка и испачканное лицо, невысокий рост и стройная фигура – всё это создавало впечатление детской хрупкости и беззащитности.
Зазвучавший голосок был под стать: негромкий, журчащий, как лесной ручеёк.
– Благодарю, господин шинигами, – девушка подняла на него взгляд: спокойный, немного отрешённый, с лёгким вызовом.
По непонятной причине у лейтенанта перехватило дыхание, но он постарался не обращать на это внимания, и продолжал внимательно разглядывать незнакомку. Хотя девушка, наверное, и не догадывалась, что за этим внешне невозмутимым и спокойным взором кроется интерес, цепко подмечающий каждую деталь. Её взгляд за отрешённостью скрывал усталость и готовность принять любой исход, а за спокойствием – сознание собственной слабости, вызов же просто был предназначен как отвлекающий на себя манёвр, столь чужеродным, не свойственным ей он казался.
«Она думает, что я нападу, после того, как помог. Осталась, чтобы малышка успела скрыться», – неожиданно понял Бьякуя и потому спросил:
– Эта девочка – твоя сестра?
Девушка почему-то вздрогнула, в глазах мелькнуло удивление и, ему показалось, боль, но она тут же опустила взгляд.
– Нет, господин шинигами. Я не знаю эту девочку, просто хотела помочь ей спрятаться от опасности. Но у меня плохо получилось.
Говорила она спокойно, но голос дрогнул, и в нём прозвучала печаль. И ещё Бьякуе показалось, что девушку оставили последние силы. Почти в ту же секунду она пошатнулась и опёрлась рукой на ствол дерева.
– Ты голодна?
Кучики мог бы и не спрашивать, в этом районе Руконгая царила полная нищета, что и подтверждал весь внешний вид девушки.
Такого вопроса она, похоже, не ожидала, потому что с удивлением посмотрела на него… и вдруг улыбнулась. Каким-то непостижимым образом в улыбке одновременно отобразились смущение, благодарность, несогласие, а в глазах появилась нежность.
В эту секунду время и пространство для Бьякуи замерли.
На ум пришло почему-то с равнение с цветком, выросшем среди камней: настолько удивительным было в ней сочетание хрупкости, какой-то усталости, почти надломленности и непонятной силы. Неизвестной для него и неопасной силы, согревающей пространство вокруг.
Кучики вдруг понял, что когда уйдёт, часть его души так и останется стоять здесь, под этим деревом, глядя на девушку с фиалковыми глазами и невыразимо тёплой улыбкой.
– Вы не должны… Вы и так уже помогли. Не нужно, господин шинигами… – она попыталась поклониться, но снова схватилась за дерево и опять смутилась под его пристальным взглядом.
А Бьякуя продолжал молча смотреть, не в силах отвести от неё глаз. Как удаётся этой худенькой, едва стоящей на ногах девушке, улыбаться ему – совершенно незнакомому человеку – так ласково и нежно? Она ведь почти напугана, совершенно беззащитна перед ним и хорошо понимает это. И как она смогла сохранить такую улыбку, живя в Руконгае?
Даже в его мире ему давно никто так не улыбался. Откуда-то возникло желание защитить эту девушку, так похожую на маленький полевой колокольчик.
Его размышления были прерваны тихим голосом:
– У Вас кровь, господин шинигами, нужно перевязать, – девушка, неожиданно шагнув к нему, достала из-за пазухи чистый лоскут, видимо, заменявший платок и попыталась взять его за руку. – Наверное, Вы поранились, когда снимали девочку с дерева?..
Бьякуя вздрогнул от прикосновения и, отдёрнув руку, произнёс:
– Не стоит.
Помимо его воли, голос прозвучал жёстко и холодно. Бьякуя не хотел оттолкнуть или напугать её, но это внезапное прикосновение электрическим разрядом прошлось по коже и мягко стукнуло где-то в горле. Подобная реакция удивила его ничуть не меньше, чем её попытка приблизиться.
– Простите меня, господин шинигами. Я не должна была…
Глядя на то, как она съёжилась и отступила назад, Бьякуя почувствовал, что в груди что-то защемило. Нестерпимо захотелось вернуть её улыбку, доверие и ту лёгкость, с которой она шагнула к нему.
При всей своей робости девушка обращалось к нему без подобострастия или страха, а как со старым хорошим знакомым. То, как легко она перешагнула границы, которые не могли перейти другие, по непонятной причине очень понравилось Бьякуе. Кучики не мог избавиться от ощущения, что она помогла ему прикоснуться к какому-то другому миру, в котором тепло и хочется доверять друг другу.
Сейчас, глядя на это слабое, беззащитное создание, Бьякуя совершенно не мог понять, откуда она берёт силы сочувствовать незнакомым людям, как той незнакомой малышке, и радоваться таким мелочам, как вопрос о еде, но ему безумно захотелось сохранить всё это.
Решение пришло внезапно.
– Пойдём со мной, – Бьякуя даже удивился, с каким трепетом ждал от неё ответа.
Девушка молча, внимательно, очень пытливо смотрела ему в глаза.
Он так же молча и неожиданно для себя – не первый раз за этот день! – протянул ей руку.
Вовсе не голос, привыкший повелевать, и не властный взгляд заставили девушку принять решение. Было что-то такое в мужчине, стоящим перед ней, что заставляло забыть себя и последовать за ним. Поколебавшись ещё мгновение и вздохнув, как будто собираясь прыгнуть в омут с головой, она шагнула вперёд, схватив его за широкий рукав, будто маленький ребёнок. Притронуться к его руке снова она не посмела.
– Как твоё имя?
– Хисана, господин шинигами.
– Подойди ближе и держись за меня.
Жгучее желание удивить девушку пересилило его обычное хладнокровие и Бьякуя, взяв её за руку, сорвался в шунпо.
Почему же она согласилась пойти с ним? И как поступить дальше?
Стоя в саду под цветущими деревьями он всё ещё не мог найти ответы.
Всегда собранный, сейчас Кучики пребывал в каком-то радостном смятении. Почувствовав её присутствие, он обернулся. Внезапно налетевший ветерок устроил снегопад из лепестков сакуры, и в этом розовом снегопаде стояла девушка. Совсем не знакомая, учитывая умытое лицо и чистое кимоно. Знакомыми были только глаза, но теперь это были очень испуганные фиалковые глаза.
Бьякуя подошёл ближе. Впервые за долгое время он не следил за словами, говорил то, что чувствует:
– Не бойся. Я не обижу тебя. И никому не дам обидеть, Хисана.
Услышав своё имя, девушка как будто очнулась и попыталась улыбнуться. Наверное, он всё же сказал нужные слова, потому что испуг в её глазах сменился робкой надеждой.
А Бьякуя чувствовал себя словно во сне. Шагнув, он взял Хисану за руку и прижал к губам тонкую кисть. Для него это была излишняя вольность, но сейчас он не мог поступить по-другому. Выпрямившись и посмотрев ей в глаза, Бьякуя увидел, наконец, такой желанный им, удивлённый, всё ещё смущённый, но становящийся нежным взгляд. И снова почувствовал, как ему становится тепло.
Видимо это отразилось в его глазах, потому что на лице девушки тут же вспыхнула радость и она, наконец, по-настоящему улыбнулась. В этот момент, глядя на Хисану, Бьякуя понял, что не хочет, да и не сможет отпустить её. Никуда. И никогда.
"Свадебный наряд Бьякуи и Хисаны"
Когда Бьякуя внезапно женился на нищей никому не известной девчонке из Руконгая, это прозвучало как гром среди ясного неба. Лишь немногие знали, что надменный аристократ, глава одного из четырёх кланов, пошёл против семьи и против закона, чтобы жениться на этой беспризорнице.
По Сообществу забродили разные слухи, обсуждающие эту свадьбу: одни говорили, что это – политический ход, другие – что прихоть и блажь. У кого-то новость вызвала недоумение, у кого-то – презрение, у кого-то – зависть. Новость обсуждалась долго, но со временем слухи поутихли; всё улеглось.
Только те, кто видели Бьякую с Хисаной вместе, поражались, насколько тот изменился. Рядом с ней вся его надменность исчезала, рядом с ней его видели улыбающимся, рядом с ней его холодная неприступность обретала оттенок мягкости.
Руконгай складывал про чету Кучики сказки. Их заслуженно считали самой красивой парой во всём Сообществе Душ. И если Бьякуя был холодной и неприступной луной, то Хисана была его солнцем. Маленьким, домашним, тёплым солнышком, принадлежавшим только ему.
*** Подперев голову рукой он лежит на полу и с улыбкой смотрит, как она ест. Её смущает его взгляд, она краснеет, зовёт присоединиться к трапезе, но он отнекивается и продолжает наблюдать.
Не выдержав торжественности, с которой проходили обычно в поместье все завтраки, обеды и ужины, и своего неумения себя на них вести, Хисана попросила разрешения поесть в своей комнате. Не зная, что ответить, Кучики только повёл плечом: мол, традиции есть традиции. Истолковав этот жест по-своему, утром к завтраку Хисана не явилась. Удивлённый и немного раздосадованный этим, он пришёл за ней сам. И застал Хисану за готовкой. В ответ на недоумение с его стороны последовали её сбивчивые объяснения.
Глядя на то, как от смущения у неё розовеют щёки, как дрожат опущенные ресницы, как теребят тонкие пальчики ткань юкаты, Бьякуя понял, что хочет остаться.
И остался.
Удивляясь самому себе, лёг на пол и стал наблюдать за готовкой. Пока Хисана готовила и накрывала на стол, Бьякуя не переставал удивляться тому, что, оказалось, просто смотреть на неё – это тоже своего рода пища.
Когда Хисана позвала его за стол, Бьякуе совсем не хотелось прерывать только что открывшееся удовольствие, и он настоял, чтобы она приступала одна. Уж что-что, а повелевать он умел. Да Хисане много и не требовалось – легко сведённые даже в шутку брови были для неё достаточным основанием для послушания.
И вот теперь Хисана сидела за столом одна, уже пунцовая от его пристального взгляда. Наконец, она не выдержала, вскочила и, обхватив своими тонкими руками его предплечье, потянула к столу. Бьякуя улыбнулся. Её попытки поднять его равносильны попыткам ласточки сдвинуть скалу. Но он уже успел проголодаться, а потому подчинился.
Усевшись за стол, Бьякуя замер в ожидании. Палочки были приготовлены только для неё. Похоже, что сюрпризы для него самого на сегодня ещё не закончились, и его обычная сдержанность по какой-то причине не срабатывала: немного боясь спугнуть Хисану, он прикрыл глаза… и попросил покормить его. Она помедлила секунду, удивлённо глядя на него, потом шепнула «хорошо» и взяла палочки.
Воздух вокруг них заискрился, и не только от неловкости, но Хисана быстро превратила завтрак в игру: буквально через пару минут они оба уже смеялись и кормили друг друга по очереди.
Между ними никаких границ: ни страха, ни сожаления. Только радость оттого, что они вместе, и ощущение счастья.
Оба знали, что это только начало и он не раз ещё найдёт предлог, чтобы позавтракать или поужинать вдвоём. А Хисана с радостью поддержит его и будет удовольствием готовить для них, чтобы увидеть, как ребячится Бьякуя, хотя бы ненадолго снимая с себя груз ответственности. ***
Известие о болезни Хисаны для Бьякуи стало потрясением. Наплевав на все условности и семейные понятия о приличиях, он взял на себя заботу о больной жене. Даже когда стало понятно, что лучшие лекари четвёртого отряда не в силах помочь ей, надежда всё ещё не покинула его. День за днём ухаживая за угасающей Хисаной, он изо всех сил сохранял спокойствие, ничем не выдавая притаившегося отчаяния.
Приносил лекарства от капитана Уноханы, запретил ей готовить, укладывал днём спать, как маленького ребёнка, читал книги вслух, дарил её любимые цветы и всячески баловал, стараясь вызвать улыбку на бледных губах жёны.
Когда Хисана ослабла совсем, выносил на руках к пруду. В ту самую беседку, в которой они раньше так любили проводить вечера, а иногда и ночи, наблюдая за звёздным небом.
Бьякуя устраивал Хисану в лёгкое деревянное кресло, подоткнув плед, садился у неё в ногах и, спрятав маленькую ладошку в своей, говорил. Делился новостями за день, рассказывал о местах, в которых бывал, о смешных и не очень историях с офицерами, иногда о схватках с пустыми. Об истории клана, о прочитанных книгах, о музыке, о Сенбонзакуре. С женой он мог говорить о чём угодно. Хисане можно было даже пожаловаться, с ней не нужно было носить маску сдержанности и тщательно подбирать слова.
Хисана слушала его низкий, глубокий голос и улыбалась, иногда поправляя несуществующую, якобы выбившуюся из кенсейкана прядку волос цвета воронова крыла и поглаживая пальцами свободной руки его руку. Тогда Бьякуя замолкал и поворачивался к ней, а она проводила тонкими пальцами по его щеке. Они смотрели друг другу в глаза до тех пор, пока он не выдерживал и не утыкался лицом ей в колени. А она наклонялась, обхватывала ладонями его голову и, прижимаясь губами к волосам, пыталась успокоить, избавить от муки, забрать его скрытую ото всех боль или хотя бы разделить её на двоих.
И начинала говорить.
Вспоминала о времени, когда они встретились. Рассказывала о том, как боялась его. О своей юности и жизни до него. О вечном голоде и драках, о бесконечных синяках и ссадинах. О жестокости и выживании. О горе и смертях. И о том, как полюбила его. И как была счастлива с ним. Пять лет счастья. Ничтожно мало и бесконечно много.
Хисана давно смирилась. Она считала, что слишком много счастья им двоим было отпущено. Чрезмерного счастья. Взаимности. Понимания. Любви.
Она вычерпывала горечь со дна его души, наполняя благодарностью за то, что они каким-то чудом встретились и остались вместе. Хисана утешала его, пока Бьякуя не поднимал голову и его взгляд не прояснялся.
Она утихомиривала его тщательно скрываемое отчаяние, пряча свою собственную боль оттого, что ей снова придётся бросить ещё одного любимого человека.
Хисана никак не могла простить себе, что бросила младшую сестрёнку и считала, что не имеет права быть счастливой. Она корила себя за то, что не нашла её; считала, что вполне заслужила смерть и больше думала о том, каково приходится девочке сейчас, если та всё ещё жива.
Однажды она рассказала Бьякуе об этом, тщательно сдерживая слёзы. Он помнил обо всём и знал о её чувствах, неизменно помогая во всех её поисках. Когда-то Хисана верила, что обязательно найдёт сестру, но теперь надежда гасла с каждым днём. И вот теперь она просила, вернее, брала с Бьякуи обещание, что он продолжит искать девочку.
Это было так похоже на Хисану – даже на пороге смерти думать не о себе – в порыве желания успокоить её, Бьякуя, крепко прижав к себе, пообещал, что найдёт сестру, сколько бы усилий на это ни потребовалось.
Хисана напомнила ему об этом в ТОТ самый день, тем самым стихающим шёпотом, попросив выполнить обещание.
Следующие несколько дней, да и недель после смерти жены Бьякуя помнил смутно. Кажется, поздно вечером его нашли слуги, заподозрившие неладное. Его лихорадило, но наутро он, будущий глава клана, действующий лейтенант и без пяти минут капитан, был на ногах. Бледнее обычного – даже лихорадке не удалось победить эту бледность – и с леденящим, замораживающим всё живое, безразличием в глазах. Ни чёткость и размеренность движений, ни твёрдость голоса не выдавали его так, как это делал отсутствующий, отрешённый взгляд. Боль распространялась вокруг Бьякуи волнами несмотря на всё самообладание, и люди, чувствуя её, отступали перед ним, не смея даже выразить сочувствие.
Он сам распоряжался приготовлением похорон, не давая себе ни часа на отдых или сон.
Хисана была солнышком, смыслом его жизни и центром его вселенной. Она научила его смеяться; смогла, приняв таким, какой он есть, растопить холод его души, и, не унижая гордости, научила быть терпимее и мягче, ценить каждое мгновение и радоваться мелочам. Она подарила ему себя, а вместе с собой – целый мир.
*** Она стоит босиком на мокрой траве возле любимого пруда, раскинув руки и подставив лицо под струи дождя. Зажмурившись, вертит головой и смеётся, когда мокрые пряди волос прилипают к лицу.
Он растерянно стоит в распахнутых сёдзи, не зная, как поступить. Он в принципе не понимает, как и зачем можно выйти во время дождя, но она не должна быть там одна.
Воспользовавшись его нерешительностью она, смеясь, хватает его за руки и тянет к себе, под дождь. Отпускает и начинает кружиться, запрокинув голову и раскинув в стороны руки.
Ему неуютно, мокро, но он быстро обо всём забывает, глядя на неё. Её счастливый смех отзывается в груди волной радости, и он уже не замечает, как улыбается, а потом и смеётся вместе с ней.
Она снова стискивает своими маленькими пальчиками его руку и тянет его к кружевной, увитой плющом беседке, стоящей на берегу пруда. Затянув его внутрь она оборачивается – не смотрит ли кто? – обхватывает ладошками его шею, заставляя пригнуться, и легко прикасается к краешку его губ своими нежными и мягкими губами. Он немного смущён и ворчит, что она совсем вымокла и может простудиться, подхватывая её на руки, несёт по тропинке к дому. Сначала она болтает ногами и веселится, как дитя, потом нежно целует в щёку и кладёт голову ему на плечо, вызывая этим ласковую улыбку. Он уже рад, что идёт дождь и всё равно, видят ли их. ***
И вот теперь Кучики Бьякуя превратился в холодную статую, но теперь уже со смертельной усталостью и абсолютным безразличием в глазах. Только хорошо знавшие его, а таковых было немного, понимали, что все его внутренние силы уходят на то, чтобы справиться с болью и не дать отчаянию вырваться наружу.
Единственный, кто не боялся нового Бьякуи, был Укитаке, капитан тринадцатого отряда и бывший учитель. Он навещал Кучики после похорон почти каждый день, стараясь пробить стену, который тот себя окружил, пытаясь уйти от реальности. Но даже всей мягкости и доброты наставника не хватило на то, чтобы добиться от Бьякуи чего-либо, кроме вежливых и равнодушных ответов.
Тогда почти сдавшись Укитаке, хорошо знавший их с Хисаной историю, привёл его в Руконгай, на то самое место, где Бьякуя встретил её. Тот стоял возле заветного дерева молча и не шевелясь, только дышал тяжело и через раз. Долгим и невидящим взглядом смотрел куда-то поверх деревьев.
Вокруг уже буйствовала весна, но та поляна, на которой стояли они с учителем, казалась замёрзшей от присутствия Бьякуи. Даже звуки притихли, и, казалось, небо приглушило свою сияющую голубизну, и солнце постаралось светить не так ярко, взирая на его тоску по любимой.
Укитаке, простояв довольно долгое время, уже повернулся, чтобы уйти, как Кучики вдруг резко выхватил меч. Капитан шагнул было к Бьякуе, но в этот момент, всё с тем же отсутствующим выражением и невидящим взглядом, тот опустил руку и разжал пальцы…
Учитель с изумлением наблюдал, как, вместо того, чтобы упасть, меч плавно вошёл в землю, будто растворившись в ней, а вокруг поляны розовым хороводом закружилась стена уже из тысячи мечей. Скорбь и горе Бьякуи воплотилось в сенкей Senbonsakura Kageyoshi, истинное и самое могучее воплощение его занпакто.
Остаток дня они так и провели на этой поляне, где Укитаке наблюдал за плавными движениями рук и ужасающей мощью мечей, не оставившей от поляны живого места. Лес вокруг был уничтожен практически весь, кроме того самого единственного дерева.
Капитан Укитаке был невредим, а вот на Бьякуе новое воплощение оставило немало царапин. Кучики ни разу не уклонился ни от одного летящего в его сторону меча, и бывшему учителю пришлось отбить от Бьякуи несколько атак его собственного оружия.
После случившегося главнокомандующий Ямамото – а он всегда был практичен! – уступил просьбе капитана Укитаке и на несколько недель отослал Кучики в самый дальний и опасный район Генсея, в котором стали появляться меносы, в надежде убить двух зайцев – устранить опасность и привести лейтенанта Кучики в чувство.
В бою лейтенант стал безрассуден и непредсказуем, но сила и мастерство только возросли.
Бьякуя вернулся невредимый, без единой царапины, и в целости и сохранности вернул отряд. Вернувшиеся из уст в уста передавали подробности боёв, которые тут же перерастали в легенды и заставляли с благоговейным ужасом смотреть вслед Кучики.
Но Бьякуя, казалось, этого не замечал. В его глазах уже не было тех ужасающих безразличия с усталостью, они сменились непроницаемостью и внешним, леденящим спокойствием. Бьякуя справился со своей болью, а, вернее, загнал её так глубоко, что снаружи никто и не догадался бы, насколько он разбит и уничтожен.
Смысла жить больше не было. Зато оставались обязанности. По возвращении он, наконец, стал главой клана Кучики, и вскорости его ожидала должность капитана шестого отряда.
Посетив могилы родителей и жены, он занялся новыми, а так же повседневными рутинными делами. Жизнь, свалившая на него новые обязательства, закрутила его в бешеном ритме, чему Бьякуя и не сопротивлялся.
Только одно действие оставалось неизменным, каким бы тяжёлым не выдался день: по ночам он выходил к пруду и, сев в маленькое деревянное кресло, до сих пор стоящее в кружевной беседке, неотрывно смотрел на воду.
Время шло, но Бьякуя почти не менялся: совершенствуясь в боевом мастерстве, управлении кланом и отрядом, в отношениях с людьми Кучики оставался так же холоден и неприступен.
Действующий глава клана, действующий лейтенант и почти капитан – он привык брать многое на себя, и был достаточно силён, чтобы справится со всем. В конце концов, его с детства воспитывали для этого.
И всё же утрата была настолько велика, что давила на него непомерным грузом. Не в силах ни принять потерю, ни избавиться от ощущения собственной вины, Бьякуя с головой ушёл в дела, чтобы постараться заглушить и отбросить все чувства. Чувства давили, путали разум и иногда мешали просто дышать: было гораздо проще избавиться от них, чем пережить то, что они приносили с собой. Погружая себя в ежедневные заботы, он привык, как сам считал, отсекать всё лишнее. Всё, что могло бы вызвать ненужные эмоции. Всё, что мешало принимать правильные решения. Ведь от Кучики Бьякуи требовались именно правильные решения, верно? Это стало частью его натуры, приросло так быстро, что он уже почти и не помнил себя другим.
Но окружающим он стал казаться ещё более высокомерным и безразличным, способным уничтожать взглядом не хуже банкая. Поэтому подавляющее большинство старалось держаться от него как можно дальше, а Кучики и не собирался больше к себе никого подпускать.
Хисана была единственная и её место занять невозможно, в этом он был уверен.
Но сестру Хисаны искать всё же продолжал, не сильно надеясь на успех, просто выполняя обещание. Порой Бьякуе приходило в голову, что это бессмысленно, но он не мог прекратить поиски так же, как не мог перестать приходить по ночам к пруду.
Когда вместо обычного отчёта однажды услышал: «Мы нашли её», Кучики ничего не почувствовал. Он только поднял на говорившего спокойно-равнодушный взгляд, ожидая подробностей. Оказалось, что сестра Хисаны, живая и здоровая, учится в академии шинигами. А так же выяснилось, что она весьма способна и преподаватели ею гордятся. И если Кучике-сама нужно с ней встретиться, то это можно сделать прямо сегодня, когда в академии закончатся занятия.
Бьякуя кивнул, подтвердив время, и снова занялся бумагами.
Лишь когда за докладчиком закрылась дверь, он закрыл глаза и откинулся назад. В памяти, помимо воли, всплыл тот день, родное, слишком бледное лицо Хисаны, гаснущая улыбка и шёпот: «… Пожалуйста… найди Рукию… »
Он нашёл. Нашёл. Что же делать теперь?
«… Я лишила её семьи… прошу, пусть она станет тебе сестрой… »
Как глава клана, он мог принять любое решение. Но Бьякуя слишком хорошо помнил, сколько усилий пришлось приложить, сколько доводов привести, сколько упрёков выслушать, какое недовольство погасить и какие интриги пресечь, когда Хисана вошла в семью.
Он сам в любом случае оказывался меж двух огней, разрываясь между соблюдением обычаев и обещанием, данным покойной жене.
«… Я не имею права… не рассказывай ничего обо мне… »
Принять Рукию в клан, стать ей братом – только так он смог бы и заботиться о ней, и защитить. Нужно снова поступиться принципами. Это грозит большими неприятностями и ляжет на плечи тяжким грузом, но другого способа нет.
Последняя мелькнувшая мысль, которую он проигнорировал, была о том, какая же она, сестра Хисаны? Это как раз было для него неважно. Так он считал.
Рукия была безмерно удивлена, когда после занятий преподаватель остановил её и сказал, что с ней хотят встретиться. Её попросили спуститься и подождать в приёмной директора.
Уклонившись от ответа на вопросы «кто?» и «зачем?», её оставили одну. Переодеваться смысла не было, другой одежды всё равно нет. Привести лицо в порядок? Умыта – и то хорошо. Волосы пригладила. Так что ей осталось просто ждать.
Характер девчонки, выросшей на улице, не позволял ей бояться, а упрямство делало ожидание сносным. Смущал Рукию только её маленький рост, но она превосходно компенсировала его остротой своего язычка, а для особо непонятливых или придирчивых в ход для вразумления могли пойти и пинки, и подзатыльники.
«И всё же, кто бы это мог быть?» Родных у Рукии не было, знакомые могли легко найти сами, так что кому и зачем она могла понадобиться, девушка и близко не представляла.
Когда дверь, наконец, открылась, и в приёмную вошли несколько человек, Рукия сразу поняла, какого ранга, звания и клана оказались вошедшие. И фигура, показавшаяся в проёме двери последней, была знакома. Даже самые ленивые в академии шинигами, а таковых было немного, знали, как выглядят капитаны и лейтенанты. И уж конечно, как выглядит недавно назначенный капитан шестого отряда Кучики Бьякуя.
Рукия слегка растерялась, оглядывая исподлобья вошедших, пока не наткнулась на пристально-холодный, обжигающий взгляд капитана. Было там что-то такое, точнее, что-то вспыхнуло в глубине его глаз за кажущейся невозмутимостью, что заставило её замереть и испуганно опустить глаза. Что-то по силе равное ревности или ненависти, похожее на ураган, сметающий всё на своём пути. Впервые в жизни Рукии захотелось просто исчезнуть, только бы не чувствовать на себе этот взгляд, и она облегчённо вздохнула, когда кто-то из присутствующих начал задавать вопросы.
А Кучики Бьякуя стоял и не мог вымолвить ни слова, призвав на помощь всё своё самообладание. Казалось, очень глубоко упрятанные и забытые чувства на долю секунды вырвались на свободу.
Входя в приёмную, он размышлял о предстоящем разговоре, собирался наблюдать, формулировал вопросы, предполагал ответы, и оказался совершенно не готов к тому, что увидит маленькую худенькую копию Хисаны с фиалковыми глазами.
Бьякуя застыл. Сердце остановилось, дыхание замерло. Мгновение превратилось в бесконечность. Память услужливо подбросила кадры из недалёкого, но такого нереального прошлого: чумазая хрупкая девочка с большущими глазами, сжимающая маленькими пальчиками его рукав и смущённо дающая согласие пойти с ним.
Воспоминания принесли резкую боль, а через секунду со дна его души поднялась бешеная волна протеста. «Только не это!» Гнев на себя, на невесть откуда взявшееся существо, одним своим видом уничтожившее так долго и тщательно возводимую защиту!
Бьякую раздирали изнутри противоречивые желания: оказаться сейчас как можно дальше отсюда, забыть всё, что увидел, и броситься к этой девочке, сжать её в объятиях.
Рукия даже испугалась совершенно как Хисана: так же сжалась в комочек под его взглядом. Сердце Бьякуи колотилось так, что казалось, будто слышит пол-Сейрейтея.
Нет, он справится и с этим! Не ему, Кучики Бьякуе, терять контроль!
На секунду закрыв глаза, чтобы выровнять дыхание, и ухватившись за спасительную мысль: «Это не Хисана, это – Рукия», он вернул взгляду спокойную невозмутимость. Благо, молчание Бьякуи было расценено спутниками как сигнал к действию. Слушая их вопросы, вслушиваясь в ответы Рукии, он всё больше и больше успокаивался.
«Конечно, это не она».
Бьякуя снова на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, то уже знал, чем и как кончится этот разговор. Даже если это не Хисана, он не сможет отпустить эту беззащитную и хрупкую на вид, но задиристую и удивительно сильную девочку, похожую на взъерошенного воробья. Просто не сможет. Так же, как и не сможет смотреть на неё без щемящей боли в груди. Будет держать её на расстоянии, будет тайком защищать и делать всё от него зависящее, чтобы с ней ничего не случилось. Будет пересиливать и успокаивать сжимающееся при виде неё сердце, и получать от этой пытки какое-то болезненное удовольствие. Сделает всё, чтобы Рукия даже не догадалась, что твориться в его душе от одного только взгляда на неё, но всё это внутри, глубоко внутри, почти не признаваясь себе.
А сейчас Бьякуя просто дослушал до конца её сбивчивую речь, проигнорировав вопрос «почему», и, сказав: «Я жду ответ завтра», – спокойно покинул приёмную.
Нужно было осознать произошедшее и с кем-нибудь поговорить, а потому, отпустив всех, он отправился в единственное место, где всё ещё мог быть собой. На кладбище. К жене.
Вновь вернувшиеся после долгого перерыва и обострившиеся до передела чувства требовали как осмысления, так и решительных действий. Пока неясно каких.
Подойдя к могиле жены и поставив в вазочку колокольчики, Бьякуя немного помолчал. И, собравшись с мыслями, стал рассказывать, что нашёл Рукию, что она жива и здорова. Рассказал, что примет её в клан и что она станет его приёмной сестрой, как Хисана и просила. Рассказал, что дал ей время подумать, и пообещал в любом случае не оставлять Рукию. Рано или поздно она тоже станет Кучики.
На этом месте Бьякуя запнулся и, подавив так некстати опять всколыхнувшиеся боль, горечь, гнев и… радость?.. попрощался, пообещав прийти ещё.
Подойдя к могилам родителей и так и не разобравшись, что же с ним происходит, он поклялся, что это будет самое последнее нарушение закона в его жизни.
Тем временем Рукия действительно пребывала в раздумьях.
Она мысленно перебирала все заданные ей вопросы, а перед глазами то и дело возникало лицо Кучики Бьякуи. Сколько бы Рукия ни размышляла, она не могла понять, зачем понадобилась могущественному и богатому клану. А уж сам глава вызывал у неё что-то вроде паники. Она не могла объяснить ни вспышку почти что ярости в его глазах, когда он увидел её, ни того, что прощаясь, его лицо выражало только отстранённое спокойствие и уверенность.
Предложение было, несомненно, лестным. Любой оборванец из Руконгая даже в самых розовых мечтах не смог бы породниться с этой семьёй. Об их силе и могуществе ходили легенды. Всем и каждому было известно, что клан Кучики – один из главных четырёх столпов, поддерживающих Короля. Вот только Рукию это мало трогало. Проведя детство в нищете, добившись своими силами поступления в академию, она хотела только защищать. Всех, кого сможет, помня о том, как нуждалась в защите сама. Может быть, породнившись с этой семьёй она станет сильнее, и возможности станут больше?
И всё же, какой странный этот Кучики! Сильный. Надменный. Холодный. И… одинокий. Да, именно так. Если она согласится, то будет называть его «нии-сама»...
Но что она могла сделать для него? Да ничего…
Так, пребывая в сомнениях и получив от Ренджи совет соглашаться, не заметив при этом боли, мелькнувшую в глазах друга детства, Рукия свалилась спать. А поутру, устав от размышлений, махнув на всё рукой, недолго думая дала согласие. И переселилась в поместье Кучики.
Поначалу она просто боялась Бьякую, стараясь показываться ему на глаза как можно меньше и реже, потому что в её присутствии взгляд капитана Кучики приобретал вымораживающий до костей оттенок, каждый раз вызывая в ней недоумённый вопрос: «Зачем же тогда?..»
Спустя время Рукия привыкла к его холодной надменности и молчаливости. Поняв, что названный брат от неё ничего особенного не требует, она успокоилась.
Ежедневно отчитываясь Бьякуе обо всём Рукия изо всех сил старалась соответствовать, но его внешнее безразличие и спокойствие создавали впечатление, что названная сестра ему не особо интересна и ей просто предоставили возможность жить так, как она считает нужным, но в рамках клана Кучики. Непонятно почему.
Больше никаких устрашающих вспышек в глазах брата она не видела. Он вёл себя с ней очень ровно, строго в рамках этикета и установленных приличий. Даже более чем.
Не сказать, что Рукия была очень счастлива, но и повода считать себя несчастной тоже не видела. В конце концов, разве это не счастье для оборванки из Руконгая – жить в одном из самых больших и красивых поместий Сообщества и считаться сестрой одного из сильнейших и красивейших капитанов?
Выбитый из колеи встречей с Рукией Бьякуя попытался вернуться к своему размеренному, но замершему как сломанные часы, образу жизни.
Умение владеть собой выковывалось годами и тут пришлось как нельзя кстати, но даже несмотря на это ему было непросто. Присутствие сестры, даже незримое, неизменно цепляло в душе Бьякуи что-то болезненно-живое, будоражащее чувства. Что уж говорить о том, что, когда Рукия появлялась рядом, болезненные воспоминания будто оживали!
Первое время Бьякуе приходилось собирать все свои душевные силы при встречах, особенно случайных. Но он постарался свести их к минимуму, поселив Рукию в самое дальнее крыло дома. К счастью, и сама Рукия явно не горела желанием видеть его чаще.
Со временем бушующие при виде сестры чувства утихомирились, только те, кто хорошо знал Кучики, удивлялись печали, так явно проступившей в его всегда спокойном взгляде.
Время шло, но привычка держаться на расстоянии осталась. Бьякую устраивала как дистанция между ними, так и то, что Рукия была рядом, под его присмотром.
То, что сестра Хисаны оказалась понятливой и серьёзной, его радовало. Как и то, что она стремилась оправдать своё пребывание в семье прилежной учёбой и своим поведением. Бьякуя видел, как она изо всех сил старалась не прибавлять ему лишних хлопот, и ценил это, хоть и не подавал вида.
С годами он настолько привык к присутствию Рукии, что при редких встречах почти радовался, но Рукия об этом не догадывалась. Как не догадывалась о том, что брат всё время неосознанно сравнивал её с Хисаной. При его природной наблюдательности это получалось само собой. Бьякуя мельком отмечал про себя, что нет в Рукии ни мягкой покладистости, ни нежности Хисаны, зато есть твёрдость и целеустремлённость. Из раза в раз подмечал, что в отличие от болезненной хрупкой жены, столь же хрупкая на вид Рукия обладает выносливостью и сильной волей.
Бьякуя продолжал неприметно наблюдать за ней, был в курсе всех её новостей, а также в курсе того, о чём сестра ему не рассказывала или предпочитала умолчать.
Кучики незаметно направил Рукию в тринадцатый отряд под присмотр капитана Укитаке, намекнув бывшему наставнику, что не желает видеть её офицером. Укитаке, сразу всё поняв, принял это к сведению без вопросов.
Бьякуя первым заметил её влюблённость в Шиба Кайена. Он внимательно и зорко следил за происходящим, не считая нужным вмешиваться, ибо признавал как порядочность Кайена, так и благоразумие Рукии. К тому же Кучики прекрасно понимал, что Рукия очень нуждается в тепле. Самом простом тепле человеческих отношений. А этого он дать ей не мог.
И утешить её после смерти Кайена Бьякуя тоже не мог, несмотря на то, что чувствовал её боль, как свою. Настолько сильно, что почти возненавидел весь клан Шиба. И просто позволил Рукии пропадать в Генсее столько, сколько та сочтёт нужным, а капитан Укитаке – возможным. В понимании и сочувствии капитана тринадцатого отряда сомневаться не приходилось.
С годами Рукия привыкла ко всем странностям жизни в поместье, ничуть не растеряв свой задиристый нрав, но всё равно робела в присутствии старшего брата. Впрочем, в его присутствии не робели разве что остальные одиннадцать капитанов да главнокомандующий.
У неё складывалось ощущение, что вся жизнь Бьякуи подчинена жизни клана и отряда, соблюдению законов, установленных правил, и ничего другого ему просто не нужно. И всё же что-то в Рукии упрямо тянулось к нему.
Только однажды она поколебалась в своём представлении о брате, когда случайно в одну из своих бессонных ночей, застала его в беседке у пруда, сидящем в деревянном кресле.
За мгновение до того, как Бьякуя уловил чужое присутствие и перевёл взгляд на Рукию, в его глазах она разглядела и печаль, и отголоски боли, и какую-то безмерную усталость. Это примешало к её почтительности неясное желание приблизиться к нему и как-то утешить. Когда он повернулся, и их глаза встретились, на мгновение Рукия уловила мелькнувшую тоску и берущую за душу грусть, вызвавшую желание его обнять. Впрочем, этот взгляд тут же сменился привычным ледяным спокойствием. Бьякуя уже встал и настойчиво проводил её в комнату, пожелав спокойной ночи тоном, не терпящим возражений.
Подобных встреч больше не повторялось, и неясное желание сблизиться умерло, так толком и не родившись. Осталось только осознание расстояния между ними и чувство своей собственной ненужности.
Годы шли, жизнь Рукии в клане Кучики продолжалась. Не то, чтобы мирно, но, в общем, привычно. За десятилетия жизни в семье её отношение к старшему брату почти не изменилось. Оно состояло из почтения, уважения, благодарности и неясной горечи, над причинами которой Рукии задумываться как-то не хотелось.
После окончания академии её зачислили в тринадцатый отряд, не присвоив никакого звания. Привыкнув к жизни в отряде благодаря лейтенанту Кайену, и обретя в нём наставника и покровителя, Рукия начала, наконец, заниматься тем, о чём мечтала с самого начала: защищать. У неё был прекрасный меч, и Шиба помогал ей овладеть способностями Соде-но-Шираюки и стать сильнее. Кайен стал для неё поддержкой, неизменной опорой, особенно в моменты сомнений и слабости. Рукия влюбилась, хотя и знала, что рассчитывать на отношения с ним она не может – Кайен был женат, и для Рукии его жена, красивая и сильная шинигами, была примером для подражания.
После трагической гибели лейтенанта, в которой Рукия винила себя, она почти не возвращалась в поместье. Ей было там душно, не хватало воздуха, и с позволения капитана Укитаке она стала пропадать в Генсее, в окрестностях Каракуры.
Кто же знал, к чему это приведёт? Кто знал, что она повстречает Ичиго, так похожего на Кайена, и тот заберёт её силу? Кто знал, что её посчитают преступницей, посадят в Белую Башню и вынесут смертный приговор? И что брат, разумеется, не пошевелит и пальцем, чтобы хоть как-то этот приговор смягчить?
Не то чтобы она не ожидала этого от Бьякуи. Скорее, наоборот, была уверена, что именно так он и поступит. Рукия всегда чувствовала себя лишней в клане Кучики, хоть и старалась освоиться изо всех сил. Но она искренне уважала названного брата и была благодарна Бьякуе за всё, что тот для неё сделал. Хоть и никогда не понимала до конца ни причины его благосклонности, ни причины холодности к ней.
Рукия изо всех сил попыталась смириться и принять всё как есть, даже если на кону стояла её собственная жизнь.
За несколько десятков лет жизни вместе Бьякуя научился доверять Рукии, где-то очень в глубине души признавая, что именно такой, пожалуй, и хотел бы видеть свою настоящую сестру. Хотя до сих пор не мог и старался не встречаться взглядом с её удивительными фиалковыми глазами. И не позволял себе этого даже изредка. Как не допускал мысли, что сильно привязался к ней.
Когда Рукию, признав виновной, приговорили к смертной казни, в душе Бьякуи поднялась буря. И если внешне он остался невозмутим, то внутри заметался, как раненый зверь, не в силах найти выхода.
Нужно что-то делать, но что? Закон с одной стороны. Сестра – с другой.
Бьякуя был готов сам принять удар Соукьоку, но это не спасло бы её. И ничего бы для неё не изменило.
Нужно было снять с себя хотя бы должность капитана, это немного развязало бы ему руки. Кроме того, Бьякуя хорошо представлял себе, какие чувства будет вызывать у Рукии его присутствие на казни.
Рукия – небольшая частичка, напоминание о той жизни. Той, где он был всё ещё жив, где он был счастлив. А что станет с ним, если он окончательно всё потеряет?
Впрочем, душевная смута была скоро и жестоко подавлена. Клятва на могиле родителей и десятилетия самообладания дали о себе знать. Бьякуя даже как будто обрадовался, что вся эта многолетняя пытка, наконец, закончится.
«Наказание должно свершиться, несмотря ни на что».
И дело было совсем не в Рукии. Рукия всё правильно поймёт и сделает как надо, в этом он был уверен. Слишком хорошо узнал её за столько лет. Это он должен быть наказан. За то, что не уберёг Хисану, за то, что преступил закон, за то, что пошёл против семьи. Дважды. Хотя себе он, конечно, в этом до конца не признался. Как, в принципе, не хотел признаться в том, что присутствие Рукии заставляет его жить, а не существовать.
Когда Рукии вынесли окончательный смертный приговор, то Бьякуя, придя в себя и стиснув зубы, пообещал, что скорее убьёт её сам, чем переступит закон ещё раз. Она – Кучики. Следовательно, должна и будет подчиняться законам. И к Хисане это уже не имеет никакого отношения.
Как он будет жить после этого, и будет ли жить вообще – об этом Бьякуя не думал. Какая разница, что будет с ним самим? Он – глава клана, капитан, воин – и этим всё сказано.
Самым главным, находясь у эшафота, было не смотреть на Рукию. Ни в коем случае не встретиться с её удивительными глазами, иначе он рисковал потерять разом всё своё самообладание, как в тот, первый раз. Даже когда она прошептала «Благодарю вас, брат мой» и в душе что-то сломалось, Бьякуя не поднял взгляд. Только порадовался, что больше ничего не чувствует. И скоро всё закончится.
А когда Соукьеку расправил крылья и до казни остались считанные секунды, Бьякуя всё-таки заставил себя смотреть на Рукию. Смерть нужно встречать, глядя ей в лицо. А в том, что сейчас это будет и его смерть, он почему-то уже не сомневался.
Кто же знал, что Ичиго, из-за которого всё и началось, прорвётся в Сообщество Душ, чтобы попытаться освободить Рукию? «Ну и зачем, придурок? Я не хочу тебя благодарить!» – будет кричать ему Рукия на глазах у разъярённого брата. И ведь освободит, по пути поставив на уши весь Готей-13 и всё Сообщество заодно! Остановит Соукьоку и разрушит эшафот. А Кучики во всеуслышание заявит, что не даст им уйти и казнит Рукию собственноручно.
Но кто бы знал, что из всего этого выйдет!
Кто знал, что убитый Айзен, капитан пятого отряда жив, и он – предатель и враг, которого следует опасаться?
Кто бы знал…
… И вот теперь Бьякуя, весь израненный, прижимает Рукию, закрыв собой от смертельного удара…
Когда появился этот Ичиго, Бьякуя впервые за много лет был всерьёз разозлён. Практически взбешён. И абсолютно уверен, что уничтожит его. Теперь уже окончательно и бесповоротно, он не будет так беззаботен, как в первый раз! Бьякуя и сам не очень хорошо понимал, а точнее, не желал понимать, почему появление этого мальчишки вызвало в нём такую ярость.
И когда они сошлись в битве, глаза капитана были беспощадны и обещали смерть.
А потом этот мальчишка, этот выскочка, этот недошинигами, спросил: «Почему ТЫ не спасаешь её?»
Какая глупая попытка. Бьякуя даже горько усмехнулся про себя. Неужели он думает, что у него нет на это ответа?
«Неважно, каковы причины, ты должен защищать её!»
Уворачиваясь от ударов, Ичиго бросал Кучики в лицо его же собственные тайные мысли, облекая их в слова.
«Ты её брат! Не смей говорить Рукии в лицо, что ты убьёшь её!»
Он довёл Бьякую до бешенства. С каждой фразой Ичиго в душе что-то хрустело, ломалось, исчезало безвозвратно, но капитан был слишком опытным и сильным воином, чтобы обращать на это внимание. Он всё ещё сражался, прежде всего, с собой.
Когда Ичиго сорвал с себя маску пустого, явно отказываясь от своего преимущества в бою, внутри капитана что-то треснуло окончательно и рассыпалось на мелкие осколки. Он понял, что этот Куросаки, даже валяясь в луже собственной крови, будет отстаивать то, что ему дорого.
Готовясь к последнему удару, он уже знал, чем всё закончится. Он позволил Ичиго победить. Позволил сломать свой меч. Потому что внутри у него, капитана Кучики Бьякуи, всё уже было сломано.
Бьякуя, наконец, почувствовал, что никакие законы и никакие правила не смогут для него оправдать смерть сестры. Той, ради которой он готов умереть сам.
Он ушёл, сознавая, что проиграл этому мальчишке ещё до начала боя. Проиграл бы, даже если убил бы его. Просто потому, что тот готов был отдать свою жизнь, спасая Рукию, спасая то, что дорого для него самого.
Гордость Бьякуи была почти растоптана, закон – нарушен, а он сам – опустошён.
Нужно было как-то собрать себя заново, и Бьякуя направился туда, где его всегда могли выслушать и всегда понимали. К жене, на кладбище.
Он был серьёзно ранен, его меч был сломан, но сейчас это было неважно. Его болезненные, рваные размышления были прерваны сообщением, что 46 уничтожены, лейтенант Хинамори и капитан Хитсугая на грани смерти, Айзен жив и Рукия всё ещё в опасности.
Моментально придя в себя и поняв, что нужно спешить обратно к месту боя, он сорвался в шунпо, потратив на это остаток сил, и успел подставиться под удар, закрыв Рукию собой.
«Зачем, зачем, брат мой?!» – звучал в ушах её голос, а тонкие руки обнимали его, желая защитить. Прижатый к этому худенькому тельцу, практически не способный больше двигаться он, наконец, понял, чего лишал себя все эти годы. И увидев изумление, благодарность и слёзы в её глазах признал, наконец, право Рукии быть рядом с ним.
Глядя на то, как приближается Айзен, вытаскивая меч, успел подумать, что это хорошо и правильно – умереть вот так.
Всё закончилось неожиданно, на подмогу пришли те, кто успел, а Айзен ушёл.
Теперь, когда опасность для Рукии миновала, Бьякуя подозвал её к себе и смог, наконец, раскрыться перед сестрой. Рассказать ей о Хисане, о своей клятве. Смог, протянув ей руку в знак примирения, произнёсти слова, которые наполнили его жизнь смыслом и помогли начать её заново:
«Рукия… прости меня».
Она взяла его израненную руку своими худенькими пальцами и прижала к себе, а он впервые за много лет смог посмотреть ей в глаза. Девочке, как две капли воды похожей на покойную жену. Девочке, не ставшей ей заменой, но ставшей для него сестрой. Родным, близким человеком, способным разделить с ним эту боль на двоих.
Кучики Бьякуя лежал на земле израненный, но с удивительным умиротворением и даже какой-то светлой радостью на душе.
В конце концов, разве не стоит радоваться, если ты, хоть и на пороге смерти, примирился с собой и вернул смысл жизни?
Название: Дни и ночи Автор:Arika Anna Персонажи: Бьякуя/Хисана Жанры: Гет, Романтика, Ангст, Драма, Психология, POV Рейтинг: PG-13 Размер: Мини Саммари: Воспоминаниями наполнены дни и ночи. От них не спрячешься и не убежишь... Статус: закончен Размещение: только с моим разрешением. Предупреждения: Смерть персонажа, OOC Дисклеймер: Кубо Тайто
В тот день, когда встретил тебя в первый раз, я втайне от всех удрал в Руконгай, как какой-то мальчишка. Хотя почему как? Ведь тогда я очень боялся, что дедушка Гинрей узнает об этом, и тогда мне пришлось бы долго слушать его нотацию о том, как следует вести себя наследнику клана Кучики и что я уже не ребёнок, чтобы такое устраивать. Поэтому я старался всё сделать так, чтобы никто не заметил моего отсутствия. Теперь я понимаю, что на самом деле дедушка обо всём прекрасно знал. И я ему благодарен за это послабление, когда он делал вид, что ничего не замечает. Сейчас дедушки Гинрея уже нет и вроде бы я волен ходить в Руконгай когда захочу. Но нет сильнее тех оков, которые ты надеваешь на себя сам.
Но тогда меня это мало волновало. Я просто был счастлив, что наконец-то вырвался из скучного поместья.
В тот день небо было затянуто тучами. А ты стояла на дороге с потерянным видом, оглядываясь по сторонам. Обычная руконгайка. И, наверное, я бы прошёл мимо, но... Ты посмотрела на меня так — словно жалела, словно это я тут был руконгайцем, а не ты. Конечно, чтобы не выделяться здесь, я оделся так, как и все тут ходили. Но всё-таки! Что бы кто-то на меня так смотрел! Это задело меня… Я тут же направился к тебе, ещё не понимая, что собираюсь сделать. Но я не успел сделать и пары шагов, когда ты как-то неуклюже покачнулась, а после и вовсе свалилась без сознания. Никто из руконгайцев даже не повернулся в твою сторону. А я растерялся. Но лишь на миг. Все эти руконгайцы, которые продолжали заниматься своими делами — я не понимал их равнодушия. Поэтому я просто подхватил тебя на руки и ушёл в шунпо, подальше от этого места.
Знаешь, Хисана, в тот день небо грозило заразиться дождём. Именно поэтому я вспомнил о той давно заброшенной хижине с дырявой крышей и ветхими стенами. Я её давно заприметил во время своих вылазок в Руконгай и потому знал, что в ней никто не живёт.
И лишь устроив тебя там я смог получше тебя рассмотреть. Ты была всё ещё без сознания. Слишком бледная, словно и не руконгайка, а принцесса какого-нибудь клана. И только залатанная юката и загрубевшие руки выдавали твоё происхождения. Было и ещё кое-что, что я тогда заметил. Реяцу. Очень слабая: даже если и каким-то чудом ты стала бы шинигами, то была бы одной из самых слабых. Но это прекрасно объясняло твой обморок. Какой бы ни была реяцу, а есть хотелось. К сожалению, ничего съестного у меня с собой не было, я не собирался надолго задерживаться в Руконгае.
Тем временем ты начала понемногу приходить в себя.
— Вы? — слегка удивлённо спросила ты, но тут же спохватилась и с улыбкой произнесла: — Спасибо, что помогли мне.
— Не стоит, — пробурчал я в ответ. — Я ничего такого не сделал. Просто не мог смотреть на тех людей, которые делали вид, что ничего не замечают.
— Вы, наверное, совсем недавно попали в Сообщество душ, — не спрашивала, утверждала.
Ты продолжала мягко улыбаться, а во взгляде читалось лёгкое сожаление. А ещё рядом с тобой я почему-то почувствовал себя незрелым юнцом. И это мне не понравилось.
— Это почему недавно? — нахмурился я.
— Такой открытый взгляд здесь бывает только у совсем недавно прибывших. Не знаю, может в других районах и по-другому, но в этом так. Жаль, вам не повезло. Но вы не думайте. И здесь встречаются добрые люди.
Вроде бы ты ничего такого не сказала, но я вскочил как ужаленный.
— Я… — и тут же замолчал.
И что я скажу ей? Что я Кучики? Но это не то, о чём я мог распространяться на каждом углу. Если узнают, что я здесь, то в следующий раз будет трудно выбрать из поместья.
— Вот, возьмите, — и я бросил монету. — Купите себе что-нибудь поесть.
И не дожидаясь ответа, развернулся и ушёл.
Как не старался после этого выкинуть тебя из головы, ничего не получалось. И потому при первом же удобном случае я вернулся в эту хижину, пытаясь убедить себя, что это простое любопытство. Но как же обрадовался когда понял, что ты осталась там! А ты, завидев меня, лишь тут же поклонилась мне и протянула несколько жалких монеток со словами, что когда-нибудь обязательно вернёшь мне весь долг.
Как будто мне были нужны эти деньги! Но мне хватило ума сказать, что я подожду и что прямо сейчас мне ничего возвращать не надо. Наверное, ты всё поняла, потому что, взглянув на меня, лишь прошептала: «Спасибо».
И это стало предлогом, чтобы каждый раз мне приходить к тебе. Ты рассказывала мне о Руконгае, а я таскал для тебя еду из поместья.
Я влюбился в тебя, Хисана. И каждый день, проведённый с тобой, делал мою любовь к тебе лишь сильнее.
Той ночью светила яркая луна. И мы очень долго с тобой говорили. В свете этой луны ты была прекрасна. И мне так хотелось прикоснуться к тебе, но я не смел. Ведь ты никогда не подпускала меня к себе. Но в этот раз, когда мне надо было уже уходить, ты сама остановила меня.
— Сегодня ночью я хочу быть с тобой, — тихо произнесла ты вместо того, чтобы попрощаться.
Знаешь, Хисана, когда до меня не сразу дошёл смысл твоих слов.
В ту лунную ночь я впервые поцеловал тебя. Той ночью ты почему-то позволила мне всё. И даже когда я потянул вниз конец твоего пояса, развязывая юкату, ты не остановила меня.
В ту ночь я был счастлив. Но, когда я вернулся на следующий день, ты выглядела слегка удивлённой. Неужели думала, что я больше не приду?
Такой же лунной ночью я сделал тебе предложение и наконец раскрыл правду о себе. Ты, конечно, уже давно догадалась, что я не руконгаец, но и не предполагала, что я наследник клана Кучики. В ту ночь ты стала называть меня «Бьякуя-сама». Всегда.
Конечно, родственники были против нашего брака. Но это только подстегнуло меня в моём желании. В конце концов им просто пришлось смириться с тем фактом, что ты стала моей женой. Странно, но в этом вопросе дедушка до конца сохранял нейтралитет: не поддерживал, но и не помогал.
Хисана, до чего же ты была упрямой! Конечно же, мне сразу доложили о твоих частых отлучках в Руконгай. Я тогда сделал вид, что не придаю этому значения, но на самом деле ждал, когда ты мне всё объяснишь. Но ты упрямо продолжала ходить в Руконгай ничего не объясняя. И с каждым днём мои сомнения и ревность становились всё больше. В конце концов я не выдержал и проследил за тобой, прекрасно понимая, что это недостойное поведение, но поделать я ничего не мог.
Но ты просто бродила по Руконгаю, словно кого-то искала.
Я ждал. Я ждал, когда ты доверишься мне, когда скажешь, кого же ты так упорно ищешь. Но ты молчала. Теперь я отчасти понимаю, что ты хотела сама со всем справиться. Но всё же, почему Хисана? Почему ты молчала до самого конца?
В тот день, когда я узнал, что твоя болезнь неизлечима, небо тоже было затянуто тучами. И мне так хотелось бы, что бы лил дождь, сильный, не переставая, чтобы он смыл те страшные слова. Но серое небо так и не пролило ни капли воды.
А вскоре меня оставил один из самых дорогих моих людей — умер мой дедушка.
Это стало ещё оной причиной, почему я попытался оградить тебя ото всего, что бы могло усугубить болезнь, но ты была такой упрямой. Ты продолжала уходить в Руконгай даже когда поняла, что я знаю о твоих отлучках. Ты лишь попросила ни о чём пока не спрашивать, сказала, что, когда придёт время, ты сама всё расскажешь.
В тот день, когда зацветала сакура, я наконец-то узнал правду: ты уходила в Руконгай, чтобы найти свою сестру. В тот день ты умерла.
В ту ночь, когда ты покинула меня, на небо светила яркая луна. Зацветала сакура… И я остался один.
Праздники всё-таки, поэтому я осмелюсь не по форме :з Все помнят такого прекрасного художника Tenyoshi? Он поздравил нас всех с Новым годом и преподнёс подарочек, который кто-нибудь, возможно, уже увидел. Итак, несколько прекрасных артов. На права не претендую.
Мой первый фанарт! Всего лишь один рисунок и всего... но мне очень нравится этот пейринг так что я с радостью буду продолжать рисовать и выкладывать своё творчество.
Название: Падают красные листья Автора: Arika Anna Персонажи: Бьякуя/Хисана, ОМП/Хисана, ОМП, ОЖП, Рукия, Ренджи и другие Жанр: Романтика, Ангст, Драма, Мистика, Психология Рейтинг: PG-13 Размер: миди Саммари: Хисана попала в Инузури... каких же людей она повстречает до встречи с Бьякуей и что будет потом? Статус: в процессе Размещение: Только с моим разрешением Предупреждение: возможно неожиданное проявление пафоса Дискламер: Кубо-сама.
Она умерла, а потом оказалась в Cообществе душ. Вот только девушка и предположить не могла, что загробный мир окажется таким. Это место мало отличалось от того, в котором она жила раньше. Здесь были такие же люди, никому не верившие, безразличные, здесь каждый сам за себя, здесь такая же грязь и нищета. Словно она и не умирала. Продолжение одного и того же кошмара. А ещё маленькая сестрёнка Мика на руках. Хотя в этом им повезло: родственники в Сообществе душ редко оказываются вместе.
* * *
Уже три дня Хисана бродила по Инузури. Зима. Холодно. А ночевать приходиться, где попало. И ужасно хочется пить. Всё-таки она ошиблась, когда думала, что Инузури похоже на то место, где она жила раньше. Нет, в Инузури было намного хуже. Сколоченные кое-как дома, люди в рваной одежде, озлобленные, нищета. Всё это напоминало Хисане Ад. Уже не раз за то время, что она провела здесь, она спрашивала себя, за что она так провинилась, что попала сюда.
Нет, нищету она, конечно же, и раньше видала. Даже похуже чем в Инузури. Но там, в мире живых у неё были родные и друзья, которые всегда могли прийти ей на помощь. А здесь же никого. Она совершенно одна. Вот что было самое страшное.
Сегодня ей опять не удалось найти ночлег. Пусть плохенькие дома и не могли по настоящему защитить от холода, но даже они были заняты. А пускать внутрь Хисану с ребёнком никто не хотел, даже на одну ночь. В конце концов, девушка забилась в щель между двумя домами, здесь можно было хотя бы спрятаться от пронизывающего ветра. Мика давно уже не плакала. Устала. Хисана понимала, что так больше нельзя. Завтра она должна хоть что-нибудь предпринять, найти воду, жильё. Но сегодня у неё на это не осталось сил.
— Может, только богатые попадают в хорошие места, а такие как я — вот сюда, — прошептала Хисана, засыпая.
Её разбудил странный шум. Уже совсем стемнело. На улице стояла группа мужчин, которые о чём-то спорили. Фонари, что держали неизвестные, отбрасывали длинные тени, странно искажая всё вокруг. Страшно. Хисана попробовала отползти от мужчин подальше, пока не заметили. Но конечности плохо её слушались. Слишком замёрзла.
«Только бы Мика не заплакала».
Теперь мужчины стали кричать друг на друга ещё громче. Девушка поняла, что они спорят из-за территории. Но понять больше из сыпавшего потока ругательств не могла. В свете фонарей сверкнула сталь. Хисана с расширенными от ужаса глазами наблюдала, как один мужчина воткнул нож в живот другому. По кимоно расползлось черное пятно. Медленно. Слишком медленно. Раненный мужчина упал на колени. Кажется, что-то закричал. Так страшно. Нереально. И почему другие словно не торопятся? Почему всё такое замедленное? Нет. В руках другого мужчины тоже нож. Он нападает! И снова кровь. Такая чёрная в свете фонарей. Хисана и хотела бы закрыть глаза, но не могла. Она только молча наблюдала за этим побоищем. Ещё несколько ударов сердца и на ногах остался только один. Он жутко ухмылялся, а с его ножа капала кровь. Его словно и не волновали ещё возможно живые товарищи. Сейчас повернётся и уйдет.
Нет. Не успеет. Кто-то поднялся сзади и занёс нож для удара.
— Осторожнее! — крикнула Хисана. Зачем? Почему?
А он услышал. Понял. Извернулся и перехватил руку врага, сам при этом нанося удар. Ещё одна смерть. Мужчина поднял валявшийся рядом фонарь, их побросали, как только началась драка, и направился в её сторону.
Девушка замерла. Зачем она кричала? Теперь от него не спрячешься, не убежишь. Может, удастся защитить хотя бы Мику.
Мужчина подошёл к Хисане.
— Хватит уже. Вылазь, — такой спокойный голос. — Я не причиню тебе вреда. Ведь и силой могу вытащить…
Последние слова всё-таки заставили Хисану выйти из своего укрытия. Она несмело взглянула на мужчину. Кровь на кимоно. Легкая усмешка. Красивый и страшный. Он взял рукой её за подбородок, заставил взглянуть в глаза. Уже во второй раз секунды превратились в часы.
— Ясно. Совсем недавно тут, — сказал наконец мужчина, всё так же усмехаясь. — Жаль, что слишком тощая, не в моём вкусе. Но я тебе должен…
— Акио-сан! Что здесь произошло!
Хисана вздрогнула. Всё её внимание было поглощено этим человеком. Она и не заметила, откуда взялись все эти люди.
— Ничего, о чём бы теперь стоило волноваться, — ответил Акио и опять посмотрел на Хисану. — Долги свои я привык оплачивать. Поэтому крышу над головой я тебе дам и даже своим людям скажу, чтобы не приставали. Но об остальном позаботишься сама, — а потом добавил, словно про себя. — Интересно, сколько ты продержишься здесь такой… чистой.
* * *
Акио сдержал свое обещание. Ей определили место в одном из домов, что были под контролем его банды. Там проживало ещё человек пятнадцать, но Хисану это мало заботило. Теперь у девушки был свой угол и не надо заботиться о ночлеге, только о воде. Вот тут-то и начинались сложности. Девушке не с кем было оставить сестру. А найти работу, где бы ей позволили, чтобы Мика была рядом, не удавалось. Значит, нет денег и нет воды. Все источники находились под контролем таких же банд как у Акио. Что было неудивительно — здесь вода была самым ценным ресурсом.
Хисана осторожно выглянула на улицу. Акио всё ещё был там. При свете дня она смогла его лучше рассмотреть. Каштановые волосы, синие глаза и слишком правильные черты лица. При свете дня он выглядел ещё красивее, чем той ночью, даже в потрепанном кимоно. И всё же Хисану он пугал. Было что-то в нём очень опасное.
* * *
Сегодня она совершила, то до чего не опускалась даже когда была жива. Хисана проходила мимо продавца воды. Тот громко кричал и расхваливал свой товар. И она не устояла. Схватила первую попавшуюся бутылку и побежала.
— Стой! Держи воровку! — закричал продавец, бросаясь в погоню за ней.
«Воровка… Да. Вот как я низко опустилась», — мелькнула мысль у девушки.
Но она ещё крепче прижала к себе столь драгоценную воду, когда продавец громко ругаясь, схватил её за юкату. Хисана так и не поняла, как она смогла вырваться, откуда у неё взялось столько сил.
Как-то убежав от этого мужчины, девушка вернулась в тот дом, где ей приходилось ютиться. Первым делом она напоила Мику. И только потом сама сделала первый осторожный глоток, чувствуя, как краска стыда заливает её лицо. Хисане казалось, что она всё ещё слышит у себя за спиной крики продавца: «Воровка!». Но вода оказалась необычайно вкусной и свежей. девушка едва удержалась, чтобы не выпить её всю сразу. Нельзя.
* * *
Опять плачет Мика. Она ещё маленькая. Ей важны только её потребности. А вода, что Хисана купила несколько дней назад, закончилась. О способе, каким она тогда заработала, девушка старалась даже не думать. Но она понимала, что вскоре у неё опять не останется выбора: ей так и не удалось найти работу.
Был ещё одна возможность добыть воду. Но девушка слишком боялась. Рассказывали, что в лесу, примыкающем к Инузури, есть река. Да только и банды не решались туда соваться. Там было слишком много пустых. Мало кому удавалось вырваться из этого леса живым. Потому-то Хисана и гнала всякую мысль, чтобы туда пойти. Что будет с сестрёнкой, если она не вернётся?
Девушка тяжело вздохнула. Мика все никак не могла успокоиться. Хорошо, что Акио-сана сейчас рядом нет. Он терпеть не может детских криков. Каждый раз, когда при нем плакала её сестра, мужчина так смотрел на Хисану, что та сквозь землю готова была провалиться. И почему он так часто здесь появляется?
А ведь есть районы, где всё не так уж и плохо. Она же с Микой попала именно сюда. Что такого она сделала при жизни? Хотя некоторые утверждают, всё зависит только от удачи и совершённые когда-то поступки здесь ни причём. Значит вот такая она невезучая.
Хисана поплотнее укуталась в обрывок какой-то ткани. Холодно. Пить хочется. До весны ещё далеко. А у неё совсем не осталось сил. Но хотя бы Мика наконец-то заснула.
* * *
Солнце уже почти село. Весь день был потрачен на поиски работы. Безрезультатно. А значит, нет денег на воду. Хисана устало присела и схватилась за голову. Если так и дальше пойдёт, то… Она даже представить боялась, что тогда случится. С каждым днём сил всё меньше. Вчера она опять попыталась украсть воду у какого-то прохожего, забыв о всяком стыде. Но он её догнал и избил. У неё до сих пор всё болит. А завтра всё сначала. Нет, завтра будет всё ещё хуже. Ведь она уже знает, что ей опять придется продавать своё тело. Хотя тех жалких грошей, которые она может заработать таким способом, ей не хватает, чтобы содержать себя и Мику.
Хотелось разрыдаться в голос, хотя бы так выплеснуть свою обиду безразличному небу. Но она не могла. Мика спит.
И он, Акио-сан, опять здесь. Смотрит. Словно ждет чего-то.
* * *
У неё нет больше сил. Может, если она оставит Мику, у них обеих будет больше шансов выжить? Может, сестрёнку подберёт кто-то, кто сможет заботиться о ней? Может, так будет лучше? Потому что у неё не осталось больше надежды.
Хисана аккуратно положила маленькую Мику около какого-то дома и бросилась бежать. Если бы её сестрёнка в этот момент заплакала, то девушка наверное остановилась, вернулась… Но Мика крепко спала.
А Хисана торопилась уйти подальше. Она просто бежала вперед, не думая, не разбирая дороги. И только когда совсем не осталась сил, а ноги перестали держать, девушка упала на землю. Постепенно она начала осознавать, что она сделала.
— Как я могла! — в ужасе прошептала Хисана.
Но сил подняться уже не было. Она только перевернулась на спину и посмотрела в небо, такое далёкое и холодное, такое синее.
— Но почему?
* * *
Вот уже много лет Азарни искала свою дочь. Та умерла на пару лет раньше неё. Бессмысленное занятие. Мало кому здесь удавалось разыскать родственников — Руконгай большой. Но Азарни не сдавалась. Таких как она часто называли сумасшедшими. Вот только уже много лет никто не осмеливался назвать так эту женщину в глаза. С тех самых пор как она буквально загрызла какого-то бедолагу, что напал на неё с ножом. Больше никто в Инузури Азарни трогать не решался, себе дороже.
Саму женщину это мало интересовало. Как и то, что при её появлении дети разбегались в разные стороны. Азарни была уверена — её дочь сразу узнает свою мать. Иначе и быть не может.
Этот день не был исключением. Женщина просто шла, внимательно смотря по сторонам. Она знала, что уже совсем скоро её дочь найдётся.
Неожиданно её внимание привлёк маленький свёрток. Ребёнок? И совсем один. Неужели это она? Не может быть. Но ведь это правда — это её дочь!
— Рукия! Я наконец-то тебя нашла! — закричала женщина.
Ребёнок тут же проснулся и заплакал. А из соседнего дома выскочил неприятный тип.
— Да заткнись ты…
Но, встретившись с взглядом с Азарни, мужчина вдруг замялся и поспешил уйти.
Хотя женщина тут же забыла о нем. Она осторожно взяла на руки маленькую девочку. Её Рукию. И не важно, что её дочери было шесть, когда та умерла. Это Сообщество душ. Здесь всё возможно.
— О Ками-сама… спасибо!
* * *
Мики не было там, где она ее оставила. Хисана была уверена, что не ошиблась местом.
— Почему? — она всё повторяла этот вопрос про себя, даже не зная кому его адресует. — Почему?
За спиной появился мужчина.
— Эй, ты! Что ты здесь вынюхиваешь? Вали от сюда пока цела!
— Но… – начала было Хисана.
— Вали я сказал! А то сейчас получишь, с** *** — в подтверждении своих слов мужчина замахнулся.
Хисана поспешила отойти, но потом всё же обернулась. Мужчина продолжал стоять у порога соседнего дома и как-то зло смотрел на неё.
— Вы не видели здесь ребёнка? — все же решилась задать вопрос Хисана.
— Какого, к чёрту, ребёнка? Ещё раз появишься здесь — прибью! Нечего тут шляться.
Хисана медленно побрела прочь. Мика! Где она теперь?
«Как же я могла так поступить? А если с сестрёнкой что-то случилось? Я должна была быть сильнее. Но почему?»
Глава 2. Весна. Запах трав
Уже весна. Стало намного теплее. Вчера вот шёл дождь — ещё одно издевательство небес. Лишнее напоминание о том, почему она бросила Мику. Хотя она и так об этом не забывала. Она всё так же искала свою сестрёнку, каждый день. Но с заходом солнца девушка убеждалась, что это бесполезно, что уже ничего не изменишь.
Стала ли жизнь легче, когда она оставила Мику? Нет. Это словно насмешка судьбы. Ведь теперь она почти всё своё время тратила на поиски сестры. Только с каждым днём надежда, что она все-таки найдёт её, становилась меньше.
А сегодня Хисана не вернётся домой. Потому что все её поиски бесполезны. Сегодня она пойдёт в лес к реке, к тому месту, о котором в Инузури ходило так много слухов. Зачем? А просто так. Она слишком устала. В конце концов, быть съеденной пустым, чем не достойное наказание за то, что она бросила Мику.
Лес встретил её пением птиц. Откуда они здесь? Или они после смерти тоже попадают сюда? Сколько вопросов без ответов.
Хисана без труда нашла реку. Немного мутноватые воды быстро бежали вперед. Если бы они могли унести её память! Нет, не надо. Она должна помнить.
Девушка осторожно спустилась к реке. Надо набрать воды и быстро уходить. Тогда завтра она сможет с новыми силами, ни на что не отвлекаясь, спокойно искать Мику. Быть съеденной пустым почему-то расхотелось. Благо его здесь и не было. Ещё одна насмешка судьбы. Она ведь так боялась этого леса!
— Что ты здесь делаешь? В метрах двадцати отсюда спуск к воде гораздо удобнее. Ты, наверное, впервые здесь?
Хисана подняла голову. Перед ней стоял мужчина с молодым лицом, но седыми волосами. И у него были добрые серые глаза. Девушка привыкла бояться незнакомых людей, но рядом с этим человеком было почему-то спокойно.
* * *
Дайки не очень любил эти походы. Это было слишком опасно. Одно жуткое завывание пустого чего только стоило! Но надо. Он аптекарь, а по совместительству ещё и доктор. Ему повезло со своей профессией. Как оказалось, даже в Сообществе Душ нужны врачи. И пусть здесь всё отличалось от мира живых, но не настолько, чтобы он не знал что делать.
Вот и сейчас Дайки отправился в лес за травами. За зиму его запасы истощились. И теперь он здесь, в месте, где водятся пустые. Засранцы шинигамми делают вид, что им ничего не известно об этом. Смешно. Просто плевать они хотели на руконгайцев. У них там свои, какие-то более важные дела.
Оказалось, что он не один такой безрассудный, что отправился в лес, где можно было запросто нарваться на пустого. У реки он заметил подростка. Конечно! Ведь только здесь можно бесплатно брать воду. Но как же это опасно! Стоит всё-таки предупредить мальчишку.
Дайки подошёл поближе и заговорил. Ошибся... И вовсе это не подросток… Девушка испуганно обернулась и подняла на него глаза, такие удивительно синие и печальные.
— Я уже набрала воды, — улыбка у неё тоже была грустной.
Дайки понял, что девушка собирается уходить и что он обязательно должен её задержать, потому что иначе они могут и не встретиться ещё раз.
* * *
Хисана не могла больше здесь оставаться. Надо возвращаться домой, может, сегодня она ещё успеет хоть немного ещё поискать Мику. И, может, даже ей повезёт.
Она повернулась, чтобы уйти, но мужчина вдруг схватил её за руку. Хисана хотела уже возмутиться, когда увидела, что в серых глазах незнакомца застыла тревога.
— Пустой, — глухо произнёс он.
Мужчина потянул Хисану куда-то в сторону. Девушка не сопротивлялась. Она не могла понять, с чего он решил, что пустой рядом.
— Но я ничего не вижу. Может, вы всё-таки ошиблись? — решилась задать вопрос девушка.
— Если увидишь, то пиши пропало. Убежать от него вряд ли сможешь, — тихо пояснил мужчина.
И словно в подтверждении его слов воздух прорезал жуткий вой. Хисана испуганно замерла. Ничего страшнее она в жизни не слышала.
— Чёрт, учуял. Быстрее! — теперь мужчина с силой тащил девушку.
Хисана впала в ступор, так что незнакомцу приходилось буквально её тащить, и только её мысли летели со скоростью света:
«Почему он возится со мной? Один он бы давно убежал. И кто ив Инузури будет спасать совершенно незнакомого человека? Почему он не бросит меня?»
И только споткнувшись об какой-то корень девушка наконец-то очнулась. Нет, она не будет обузой для этого человека. Они должны убежать. Вместе.
Не успели. Прямо перед ними выпрыгнуло чудовище, морду которого закрывала чудовищная маска в форме черепа.
— Попались! — злорадно оскалился пустой.
Мужчина загородил Хисану собой.
— Беги! — сдавлено выдохнул он.
Но Хисана не сдвинулась с места.
«Почему он это делает ради меня?» — только и успела подумать девушка.
А дальше всё смешалось. Путь хэллоу преградило куда более ужасное чудовище: лохматое, с огромными зубами, горящими глазами и в два раза выше человека. Всего одно мгновение и огромная лапа рассекла пустого пополам. В следующее мгновение чудовище исчезло так же внезапно, как и появилось.
— Ч-что это было? — испуганно спросила Хисана.
— Не знаю, — мужчина казалось тоже пребывал в шоке от увиденного. — Никогда такого не встречал. Я, кстати, Дайки.
— Хисана.
— Рад знакомству, — улыбнулся он, но потом опять стал серьёзным. — Не знаю, что здесь произошло, но лучше будет поскорее уйти отсюда.
Девушка только кивнула. Ей самой хотелось оказаться подальше от этого леса. Но вскоре стала сказываться усталость. Хисана всё чаще спотыкалась. Дайки не мог этого не заметить.
— Хм, тут уже недалеко моя аптека, там ты сможешь отдохнуть, — попытался подбодрить он Хисану.
— Нет, — покачала она головой. — Я домой пойду.
— Тебя там кто-нибудь ждёт?
— Нет, но…
Как сказать ему, что ей некогда отдыхать, надо отправляться на поиски сестры?
— Прекрасно! — он словно бы и не заметил её замешательства. — Сейчас тебе просто необходимо отдохнуть. Я это как доктор говорю.
* * *
Хисана до сих пор не понимала, как этому человеку удалось уговорить её. И теперь она сидит за столом напротив Дайки. Слушает его рассказ. Как приятно просто сидеть и держать в руках чашку чая, вдыхая его аромат, вновь вспоминать каков он на вкус. Это слишком хорошо для неё. И всё же Хисана впервые за долгое время забылась, успокоенная мерным голосом Дайки, теплом исходящим от чашки чая, каким-то давно позабытом уютом. Девушка и не заметила, как стало темнеть. А когда она поняла это, то сразу вскочила на ноги.
— Мне надо идти. Правда, надо, — быстро заговорили Хисана боясь, что Дайки опять попытается её остановить.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился он. — Но я провожу тебя. Уже совсем стемнело.
Хисана только кивнула в ответ и благодарно улыбнулась. Инузури ночью гораздо опаснее, чем днём, особенно если ты одна. А присутствие Дайки вселяло спокойствие и уверенность.
Только потом, когда он ушёл, Хисану кольнуло лёгкое беспокойство. Ему ведь одному возвращаться. Она тут же решила, что завтра обязательно проверит как он там. Вот только этот доктор совсем заставил её забыть о Мике! Хисана вся сжалась в уголке, где было что-то отдалённо напоминающее футон. Как она могла! Нет, она завтра не пойдёт к Дайки. А ведь именно сегодня ей могло повезти… Ничего, она наверстает упущенное время. Вот только её мысли упорно возвращаются к этому доктору. Почему?
* * *
Утро выдалось хмурым. Тяжёлые тучи заслонили небо. Многие поглядывали на небо, гадая: пойдёт ли сегодня дождь или всё-таки нет. Поэтому Хисана, как только проснулась, сразу направилась на поиски сестры, пока ещё нет дождя, а потом она подумает, что ей делать.
Только девушка не успела далеко отойти, как чья-то рука легла её на плечо.
— Еле успел. А я думал застать тебя дома, — послышался голос Дайки.
Хисана вздрогнула и резко обернулась. Доктор приветливо улыбался, словно не замечая замешательство девушки.
— Мне надо идти. Я очень спешу, — пролепетала она.
— Разве? — всё также улыбался Дайки. — И куда?
Хисана не ответила. Ей вдруг захотелось куда-нибудь скрыться, убежать.
Дайки перестал улыбаться.
— Вот что мы сделаем, пойдём ко мне, а то мне скоро открывать аптеку, и ты мне всё расскажешь.
— Но… — покачала головой Хисана.
— Не принимаю никаких возражений. Идём, — нет, он не приказывал, а как будто просил.
И Хисана согласилась. Очень скоро она опять сидела за тем же столом, что и вчера, а в её руках была чашка ароматного чая. Разве не счастье это? Только не этот раз говорил не Дайки, а Хисана. Девушка начала свой рассказ сбивчиво, несмело, но чем дальше, тем больше в её голосе появлялось уверенность. Казалось, что этому человеку можно доверить всё.
Но вот Хисана замолчала и выжидательно посмотрела на Дайки. Тот молчал. Былая уверенность девушки тут же улетучилась. Страшно. Он вправе презирать её. Хисана уже хотела уйти, решив, что так будет лучше. Но Дайки вдруг улыбнулся ей.
— Я так понимаю, тебе нужна работа? А мне как раз не помешает помощница, — сказал он.
Хисана молчала и лишь удивлённо смотрела на мужчину.
— Соглашайся. Я ведь не монстр какой-то. И так тебе будет легче найти сестру, — а потом он добавил уже тише. — Я помогу тебе с поисками. Ты только верь, что найдёшь её.
В глазах Дайки было столько света и доброты, что Хисана просто не смогла ему отказать.
* * *
Сколько она уже работает у Дайки? Не важно. Девушка, по мере своих сил, убирала в доме, помогала готовить лекарства, но когда выдавалась свободное время, она тут же отправлялась на поиски сестрёнки. Дайки не возражал и часто сам сопровождал её. Хисана и не заметила, как привыкла к нему, к запаху трав исходящего от этого мужчины. С каждым днем она всё с большей неохотой возвращалась к себе, каждый раз находя предлоги, чтобы задержаться подольше. В конце концов Дайки это заметил.
— Знаешь, тебе вовсе необязательно уходить, — как-то заметил он. — Так даже будет проще и тебе, и мне…
Дайки замолчал. Он впервые не находил слов. Хисана оторвалась от разбора трав и посмотрела на него.
— Но… — начала она.
— Ну, вот опять. Ты всегда находишь тысячи отговорок, — покачал головой Дайки, а потом тихо добавил: — Я ведь только хочу, чтобы ты всегда была рядом.
Хисана улыбнулась.
— Но я тоже не хочу уходить от сюда.
Девушка видела каким счастьем озарилось лицо доктора. Он собирался еще что-то сказать, но тут зашёл клиент.
Уже вечером Хисана сидела с чашкой чая в руках. Сквозь приоткрытые сёдзи она наблюдала за проходящими мимо людьми. Она очень любила эти моменты и теперь надеялась, что они будут происходить чаще. Ведь сейчас не надо никуда спешить. Умиротворяющее состояние. Хотя временами вспыхивало беспокойство. Она-то счастлива. А её сестрёнка? Хисана никогда не забывала о Мике. Это почти превратилось в навязчивую идею: найти её, исправить содеянное.
Рядом присел усталый Дайки. Сегодня что-то уж очень много было больных. Доктор молчал. Но девушке и не нужно было слов. Достаточно того, что он рядом. Постепенно людей на улице становилось меньше. Начало смеркаться. Дайки вздохнул и всё же решился нарушить тишину.
— Знаешь, Хисана, я очень рад, что ты согласилась остаться.
— Почему?
Отчего-то она чувствовала, что он собирается сказать что-то важное.
— Просто рад, без всяких почему, — ответил мужчина, не глядя на неё. — Хочешь, я завтра откроюсь позже и помогу с утра искать твою сестру?
Хисана улыбнулась. Какой же он всё-таки иногда нерешительный.
— Да, — ответила она.
И осторожно коснулась кончиками пальцев его руки. Всего лишь на мгновение.
— Хисана… — прошептал Дайки. – Я не хочу, чтобы ты что-то делала лишь из благодарности ко мне.
— Это не так, — тихо ответила девушка. — Не из-за благодарности…
И она украдкой взглянула на него. Дайки улыбался.
— Даже если… — сказал он, притягивая её к себе.
— Даже, — подтвердила Хисана, осторожно касаясь его губ.
Как же всё это не походило на то, что было у неё до этого.
Запах трав — наверное, это и есть счастье.
* * *
С тех пор, как Азарни нашла свою Рукию, хлопот у неё прибавилось. Но женщину это мало волновало. Главное, что её дочь была с ней. Вот и сейчас Азарни сидела в углу какого-то ветхого домики и счастливо улыбалась. Она не замечала ни убогости обстановки вокруг, ни хмурых оборванцев, что слонялись по улице. Она просто укачивала Рукию и тихо напевала:
— Спи, моя маленькая принцесса. Спи. Спи, пока луна убаюкивает тебя. Завтра ты откроешь глазки, и солнце будет улыбаться тебе. Завтра ты откроешь глазки, и будет у тебя большой дворец с множеством слуг. Завтра я тебя одену в красивую одёжку. Завтра… Спи, моя маленькая принцесса.
Единственный среди нас абсолютно трезвый и адекватный, он производил потрясающее впечатление полного психа
Название: Разговор Примечание: из невошедшего в "Право" читать дальшеВесна в Руконгай - это удивительное сочетание грязи, непроходимых из-за луж улиц, вони - и потрясающей праздничной пестроты первых цветов и травы, тянувшихся к солнцу, тонкого аромата тающего снега, солнца и синейшего в мире неба. В маленьком садике позади бакалейной лавки сидели двое: миниатюрная девушка с коротко стрижеными волосами и высокий молодой человек в форме шинигами: дочка торговца Мацуи и ее ухажер.
- Скоро расцветет слива, - тихо сказала дочка торговца и улыбнулась. - Господин не сопроводит меня на праздник, если меня отпустят батюшка и матушка? - Господин, боюсь, будет занят, - откликнулся ухажер. - Господин не уверен, что его самого отпустит его дедушка. - У господина суровый дедушка? - О, суровее некуда, - рассмеялся тот. - Из тех, знаете ли, которые не позволяют родственникам гулять вечерами слишком долго и слишком далеко от дома. - Печально это, - вздохнула дочка торговца, пряча улыбку в уголках губ. - Будем мы, как две разделенные судьбою бабочки, порознь любоваться сливами, да? - Не люблю я бабочек, - покачал головой ухажер. - Отчего же? Они красивые. У них пестрые крылья, и они танцуют, как красавицы-майко. - А я их не люблю, - упрямо сказал ухажер. - Тогда я тоже, - дочка торговца вздохнула. - Батюшка хочет знать, когда вы уже прекратите лазить через забор и пришлете сватов, - неожиданно сказала она, глядя в сторону. Помолчала и поняла, что допустила бестактность, но ухажер уже поднялся, с каменным лицом бросил: "Мне пора" - и ушел.
Дочка торговца тихо уронила голову на руки и замерла, глядя в колени. Узор на кимоно натянулся, деформировался и теперь напоминал уродливые рожи каких-то ёкаев. - Больно важная птица, - проворчал вслед ушедшему старик Мацуя, выходя в сад. - Ну что, сбежал? А я тебе говорил, найди кого другого, этот тебе не по плечу будет, дочка. - Простите, батюшка, - девушка опустила голову. - А, ладно тебе, молодая еще, где твои годы! - хохотнул тот. - Другого найдем, еще лучше этого... как его? - Бьякуя, - со сдержанным вздохом ответила девушка. - Бьякуи этого. Подумаешь, первый район, ха! Наш шестидесятый тоже не на навозе построен! Найдем другого, говорю - вон, у соседа сынок подрастает... Не грусти, Хиса-тян!
Но Хисана и не грустила: она тихо, беззвучно совсем, смеялась чему-то, одной ей известному.
Единственный среди нас абсолютно трезвый и адекватный, он производил потрясающее впечатление полного психа
Синопсис: ПОВ Хисаны на 2К слов и много Руконгая Написано на заявку: "Бьякуя и Хисана знают, что Хисана непременно умрет, если вступит в брак"
читать дальшеВ Западном Шестидесятом округе Руконгая стоит бакалейная лавка Мацуи. Теперь у нее, конечно, другой хозяин, и зовут этого хозяина как-нибудь иначе, но лавка до сих пор так и называется - лавка Мацуи. Больно уж известным человеком был покойный Мацуя-сан, да пошлют ему благие будды хорошее перерождение. Был он крупная персона во всех отношениях - от фигуры и до авторитета, а богатству его было впору позавидовать и иным шишкам из тридцатых или даже двадцатых районов. Семейная жизнь, насколько она вообще в Руконгае возможна, у него тоже отлично складывалась: женой ему стала одна из первых красавиц, сестрица огородника Касару по имени Акико, а со временем нашлись и дети - добряк удочерил девочку из семидесятых и двух беспризорных мальчишек. Сыновья росли спорыми на руку, дочка помогала в лавке, и никто никогда не слышал, чтоб в лавке Мацуи кто-то ругался. Был Мацуя-сан большой патриот своего района; его даже собирались выбрать старостой в том году, но в последний момент предпочли ему соседа, Цуцуи, который был не так богат, зато его лавка принадлежала благородному дому Сихоинь: местных обывателей грела мысль хоть так приблизиться к высшему сейрейтейскому свету. Впрочем, обойденный был, повторюсь, человеком большой души, а потому не только не обиделся, но и прилюдно поздравил соседа с избранием и облобызал в обе щеки, чем невероятно упрочил свой авторитет в Западном Шестидесятом.
Единственной бедой в жизни этого успешного и почтенного человека было то, что приемная дочка, Хисана, которая вот уже тридцать лет сидела в девках и, кажется, собиралась просидеть и еще столько же. Конечно, была она не красавица - так, мышка, каких на улицах любого города с десяток - но с таким приданым, как у нее, внешность роли не играла. Да и женихов у Хисаны было немало, не в том беда: девушка сама отказывала всем претендентам, отговариваясь тем, что, дескать, женитьба - дело серьезное, на все посмертие, и как бы не еще и на всю будущую жизнь, а потому спешить нельзя, надо выбирать тщательно и с рассуждением. - Смотри дочка, так всю жизнь провыбираешь, - вздыхала Акико, но замуж идти не неволила: лишние рабочие руки в Руконгае еще никогда не считали за помеху, а работница из Хисаны была хорошая и неленивая. - Лучше выбирать всю жизнь, матушка, чем выбрать быстро, да не то, - качала та головой в ответ и возвращалась к работе - упаковывала чай и сахар в коричневую блестящую бумагу, взвешивала соль и крупы, записывала на счет постоянным покупателям мелкие долги, улыбалась, кланялась, подавала, уносила, приветствовала, прощалась... Жизнь текла сквозь лавку Мацуи бурным весенним потоком, мало, впрочем, цепляя ее обитателей, незыблемых, как камни в этом потоке.
***
Ломались с треском льдины; ушел из Руконгая сын Ёсими-сан - учиться на шинигами, ушел и староста Цуцуи - на перерождение - и новым старостой стал какой-то никому неизвестный тип с первых районов, присланный на место ушедшего и выгнавший его семью на улицу - ну да их нашлось, кому приютить - выросли и переженились сыновья Мацуи-сана, сменили отца в лавке - и только Хисана как была тихой работящей мышкой, так ей и осталась. Ее, казалось, совсем не трогали случившиеся перемены, она не грустила о соседях и не радовалась на свадьбе братьев - по району даже пополз слух, что та Хисана и не человек вовсе, а дурная лисица, которая души крадет и ест. Старший сын Мацуи, Юдзиро, сплетникам конечно накостылял вместе с парой работников, но помогло это мало. Слухи ползли по району с упорством удирающей от Ахиллеса черепахи, и вскоре от "лисицы" шарахались все, кому не лень. Впрочем, еще через десять лет и это прошло.
А потом появился Ухажер. На самом деле те ребятки из Шестьдесят первого сами были виноваты: нечего таким, как они, делать вечерами в приличных районах, и подавно нечего приставать к приличным женщинам. Мало ли, что их семеро, а она одна - Руконгай не без добрых людей. Вот и на сей раз нашелся добрый человек, пинками и тычками заставивший забывшихся молодых людей вспомнить, что они не у себя дома, а в Западном Шестидесятом, где так с женщинами обращаться не принято - можно и огрести. Молодчики похватались за разбитые носы и, отчаянно хромая, дали деру до дома, пока не добавили или не добили. А добрый человек посмотрел на Хисану и вежливо-вежливо спросил: - Вам эти недоумки вреда не причинили? - Что вы, что вы! - улыбнулась та. - Только напугали очень. - Хорошо, - серьезно кивнул добрый человек. - С вашей красотой надо быть осторожнее. - У нас приличный район! - возмутилась Хисана. - Такое редко бывает, а эти вообще неместные. - Все равно стоит быть осторожнее. Вы где живете? Я вас провожу, - решительно сказал добрый человек. Вот так он у Хисаны и появился.
Ухажер частенько навещал лавку Мацуи, всегда покупал там что-нибудь и подолгу беседовал с Хисаной о погоде, о ценах на чай и на рис, о том, что в Руконгае люди умирают слишком часто - не успеешь привязаться, а их уже и нету. Ухажер был из шинигами, и спрашивал Хисану, почему та не пойдет учиться в Сэйрейтей - ведь талант у нее есть, иначе бы она давно уже ушла на перерождение, но Хисана-сан только махала белой рукой и говорила, что неженское это дело - катаной махать, да и стара она уже в школе учиться, хоть бы и в сэйрейтейской, и ссыпала зеленый чай в пакетик со значком лавки Мацуи, или заворачивала в гладкую коричневую бумагу несколько сушеных смокв. Ухажер благодарил, прятал покупки в рукав и менял тему беседы, и разговор продолжался, покуда Хисану-сан не отвлекали очередные покупатели. Ухажер даже пробовал делать Хисане-сан подарки, но та не брала: она была честная женщина и дорожила своей репутацией. А потом в один невеселый день ушли на перерождение оба сына давно покинувшего Руконгай Мацуи-сана, и лавка осталась бесхозной. А на следующий, не более веселый, день в лавку явился незнакомец и заявил, что он управляющий из Сихоинь, и все давно улажено со старостой. - А я как же? - удивленно спросила Хисана. - Это батюшки моего лавка, значит теперь моя! - А ты знаешь, сколько этот твой батюшка нам задолжал? - хмыкнул незнакомец. - Иди лучше по хорошему, пока отрабатывать не заставили! - И то верно, иди, - кивнул огородник Касару, старый друг их семьи, помнивший еще Мацую-сана ребенком. - У нас в "Урожае" всегда место есть, и руки никогда не лишние. Хисана подумала, и решила, что на огород всяко лучше, чем в чайный дом - отрабатывать - собрала вещи и пошла. - А Ухажер как же? - пошутил Касару. - Теперь ему тебя не найти! - И к лучшему, - пожала плечами Хисана.
***
Хисана совсем не хотела замуж. И не мужчины были плохи, у нее была своя причина, еще давняя, еще с Семьдесят Восьмого, с Инудзури. - Что, сестру бросила, черноглазая? Думала, никто не узнает и с рук все сойдет? - хрипло спросила в спину Старуха. Хисана вздрогнула и обернулась. Старуху побаивались все, даже самые дикие вояки с окраин, даже пьяницы, не боявшиеся ни будд, ни шинигами. Говорили, что она приносит несчастье тем, с кем заговорит. Говорили, что она при жизни была женой колдуна, а после смерти украла часть его сил. Много что говорили. А Старуха смотрела насмешливо и строго, выпрямившись и сложив на груди руки. - А оно не сойдет. Не сойдет, не думай - аукнет еще! - Что, замуж не выйду? - дерзко вскинула Хисана вверх подбородок, уперла руки в боки - ну и что, ну и Старуха, подумаешь! Она тоже не лыком шита, не шелками повита. - Отчего не выйдешь? Выйдешь, - усмехнулась та. - Даже счастлива будешь... лет пять. А потом помрешь. Не сразу, конечно - сперва поболеть придется, помучаться... но помрешь. - А если не выйду? - Узнаешь, - пожала Старуха плечами. - Мое дело сказать, а не гадать - если бы, да кабы, да на вишне росли бы да грибы... - и ушла, а Хисана осталась стоять. И думать, что никуда она не выйдет. Ни в коем случае. Себе дороже.
***
Хисана-сан совсем не удивилась, когда пришли шустрые молодчики с гербами Сихоинь на груди - описывать имение огородника. - Но это земля Кучики! - Касару возмущенно вскинулся, держа в руке мотыгу. Выглядело угрожающе, но смешно. - Вот только тебе их и поминать, смерду, - хмыкнул самый шустрый. - К твоему сведению, Кучики-сама продал эту землю Сихоинь-сама. Смирись и собирай вещички. - Но я управляю этим имением уже... - Касару задумался - Много лет, очень много! Я знаю эту землю, я знаю, как с ней обращаться... - Молодец, что тут скажешь? - пожал плечами молодчик. - Вот только одна беда: Сихоинь-сама как-то получше знает, кого селить на своей земле. Давай, выметайся, пока не помогли, слышишь? И спиногрызов своих забирай! "Правильно", - подумала Хисана. - "У Касару ведь полон дом детей и подростков. Лишние рты." - Что-то с нами будет, - сказала она вслух. - А что будет? - улыбнулся Касару. - Ну, переберемся в другой район, похуже. Добудем новый участок, тоже похуже, будем снова растить... - И нас оттуда тоже выгонят? - покачала головой Хисана. - А что мы можем сделать, Хиса-тян? - Не знаю. Но что-то мы сделать должны! Касару покачал головой. - Должны - может быть. Но не можем-то ничего. - Собираться будете? Или вам помочь? - напомнил о себе шустрый. Собраться удалось быстро, даже странно - может быть, после прошлых сборов и прощания с лавкой эти пошли легче? На улице уже ждали полусочувствующие, полулюбопытствующие соседи, готовые обсуждать выселение ближайшую неделю. Хисана-сан почувствовала, что ей хочется заплакать - впервые за последние годы. Она слишком дорого заплатила за эту жизнь, чтобы у нее ее отняли.
За слезами она и не заметила, как к ней кто-то подошел и молча стоял и смотрел. Потом он наконец сказал: - Хисана-сан, что-то случилось? - Случилось, - тихо кивнула та. - Меня из дома выселили. Ухажер качнул головой: - Это не дело. Нельзя вот так вот выселять из домов честных граждан. - Нельзя, конечно, - улыбнулась в который раз его наивности Хисана-сан. - Но сплошь и рядом выселяют. У них свое право: Кучики продали землю. - Это Урожай? - мигом сообразил Ухажер. - И что, Сихоинь всех повыгоняли? И Касару-сана? - Ну да, именно. - Плохо. Надо будет разобраться. Хисана-сан засмеялась невесело: - Какой вы, однако, деятельный, шинигами-сан! Ну, разберитесь - а я пока тут посижу. - Вам некуда идти? - уточнил ухажер. - Некуда, представляете! Разве что замуж, - неожиданно пошутила она. А что - терять-то нечего. Жизнь, которой она добивалась, жизнь, которой она пожертвовала самым дорогим - эта жизнь неожиданно вильнула хвостом и ушла прочь, оставив с пустыми руками. Вернула, так сказать, к началу пути.
- Замуж за кого? - так же серьезно, как и всегда, уточнил Ухажер. - А вот за вас например, шинигами-сан! - волна легкого отчаяния подхватила и несла все дальше. - Не получится, Хисана-сан, - грустно покачал головой тот. - Вы женаты? - Нет. - Тогда почему? - Потому что вы мне... не безразличны. - Странная причина не жениться! Правду, что ли, говорят про шинигами, что они совсем не как люди? - Просто вы из Руконгая. А если моей женой станет простолюдинка, долго она не протянет - таковы законы духовного мира. - Долго... - Хисана-сан покачала головой. - А сколько это? Сколько она протянет? - Вряд ли больше шести лет, - шинигами покачал головой. Аристократ, надо же. - А мне всего-то пять лет осталось. Шинигами-сан, возьмите меня замуж! - она почти шутила. Почти - потому что если он согласится, она пойдет. А что, быть женой шинигами - пусть и всего на пять лет - лучше, чем снова хлебать грязь в Инудзури или где похуже. - Хорошо, - серьезно сказал шинигами. - Идемте. Я должен представить вас своим родителям, Хисана-сан.
***
А через пять лет с последним лепестком сливы отлетит последний вздох больной, вечно печальной госпожи Кучики. Кто-то будет говорить, что князь Кучики был жесток, заставив понравившуюся ему простолюдинку понести непосильную для нее ношу жены аристократа. Кто-то с усмешкой скажет, что покойница сама доканала себя своими вечными тревогами и хождениями в Руконгай неведомо зачем. Найдутся, конечно, и те, кто будет отлично знать, зачем (или - за кем?) ходила туда княгиня, с кем и как она там предавалась пороку и разврату и как была за это наказана: адюльтер - любимая тема сплетен на все времена. А князь Кучики казнит, обвинив в отравительстве, с десяток родственников: почему бы и не воспользоваться моментом, все равно весь десяток - глупые и достаточно бездарные интриганы.
А смерть Хисаны останется ее выбором. И ее тайной. Так лучше.
Сила есть право, или Выживание наиболее приспособленных
Название: С приходом весны. Автор: Portgas D. Kana Фендом: Bleach Рейтинг: PG-13 Жанр: романтика, ООС, драма Персонажи/Пейринг: Бьякуя/Хисана Примечание: сделано на Ключ «В начале было слово» Состояние: закончен Дисклеймер: (с) Кубо Тайто
читать дальшеВесна плавно окутывала Общество душ. Повсюду чувствовался аромат распустившихся цветов. Бьякуя, тихо, словно крадясь, зашел в комнату, в которой были открыты фусимы. Теплый ветерок обдувал лицо, колыхая пряди черных волос. Он внимательно смотрел на сакуру, растущую в саду поместья благородного клана Кучики. - ? – взгляд приковал единственный цветок, робко распустившийся на ветке вишневого дерева. В такие моменты, главе клана было особенно тяжело удержать свою маску невозмутимости, - Хисана, - почти тягостно выдохнул он. Верно. Этот единственный цветок напоминал о многом: о встрече, о радости, о любви, о утрате, о боли, о ней… О единственном человеке, ради которого, Бьякуя был готов на все, даже поступиться своими убеждениями. Он помнит их первую встречу, словно это было вчера. Это был такой же теплый, весенний день. Они столкнулись случайно. Девушка бродила по первому Руконгаю, а он покидал дом, где проходила одна из многочисленных встреч, на которых довелось побывать капитану шестого отряда в этот день. Как только дверь за Кучики закрылась, с ним столкнулась молодая девушка. Она подняла на Бьякую свои фианитовые глаза, полные усталости, страха, отчаяния и бескрайней боли. Эти глаза заворожили его, притянули к себе, вытачиваясь в глубине души, словно волны, бьющиеся о камень. Очнувшись, словно от гипноза, он обнаружил, что крепко сжимает хрупкие, худощавые плечи незнакомки. Ее кожа, и без того бледная, стала совсем мраморной, губы дрогнули. В начале, было слово. Да, то незамысловатое, простое.. - И… Извините… - выпалила она. Тело брюнетки дрожало. Молодой мужчина кое-как сдерживал появившиеся внутри него порывы крепко обнять ее, унять дрожь теплом своего тела. - Ничего страшного, - спокойно ответил тот и разжал пальцы, так нехотя отпуская девушку. - Прошу прощения, - глубоко поклонившись, она поспешила удалиться. Прежде чем осознав это, Кучики уже держал ее за запястье. Он понял, что только что впал в состояние, которое зовется ступор. Взгляд хаотично забродил по окружающей обстановке, пытаясь найти оправдание своему поступку. Ком, вставший поперек горла, не давал издать и звука. - Пф… хахаха… - раздался чуть слышный смех. Бьякуя посмотрел на незнакомку, губы которой растянулись в улыбке. - П.. Прошу прощения, - продолжала смеяться она, вытирая подступившие слезы, - П.. Просто у вас взгляд был словно у потерявшегося щенка. - Щенка?! - Да, - еле уняла смех брюнетка, - такие же испуганные и милые, - сердце продолжало бешено стучать, кровь приливала к лицу, кипя раскаленным маслом. - Имя… - ? – она подняла свои фионитовые глаза и посмотрела Кучики в лицо. - Могу я услышать ваше имя? - Хисана, - на лице появилась нежная улыбка, которая окончательно завладела сердцем и разумом Молодого главы клана. Он постоянно назначал встречи, стараясь каждую свободную минуту находиться рядом с ней. Пусть он и хладнокровен, как и подобает наследнику знатного рода, но рядом с ней, Бьякуя чувствовал, что может дышать полной грудью, вел себя так же опрометчиво, как когда-то в детстве. Он уже и дня не мог прожить без ее нежного смеха, бледноватого лица, этих больших пленительных глаз. Поэтому, он решился на это. Решился поступиться законами рода и взять в жены простолюдинку. Разговор с членами клана был долгим, мучительным, но мужчина стоял на своем. И они сдались. Они смирились. ЕЕ приняли в клан. Приняли в семью, как его невесту, как его супругу. Он никогда не забудет ощущений, от соприкосновения с ее кожей, запаха волос. Никогда не забудет полуночный шепот, ее теплых объятий, полных любви слов. Весна. Он любит и ненавидит ее одновременно. Она подарила ему самое дорогое, но и она же отняла это. Хисана мирно спит после осмотра. В соседней комнате сидит Бьякуя, его дед и личный врач семьи. - Болезнь перешла в финальную стадию, - томно констатировал факт пожилой мужчина, - Боюсь, процесс необратим. - Доктор, - обратился бывший глава клана Кучики, - неужели нет… - Достаточно, - отрезал Бьякуя, чем приковал к себе внимание. Поднявшись с места, он покинул комнату. Времени осталось слишком мало. Он обязан быть рядом с ней… До самого конца, до последнего вздоха. И ночью, и днем, держа ее за руку, Бьякуя молил о том, чтобы боль ее тела стихла. - Если бы это было возможно, я бы с радостью забрал всю твою боль себе, - его руки тряслись. Она чуть сжала его ладонь и так же, как и всегда, тепло улыбнулась. Кучики боялся, что навредит ей, сделает больно, но все же немного приподнял Хисану и крепко обнял. - Бьякуя-сама? – она положила руки ему на спину и чуть ощутимо обняла. Ее хрупкое тело казалось совсем неосязаемым. - Спасибо, - Кучики почувствовала, как на ее плечи капнули слезы, - спасибо тебе. - Вы плачете, Бьякуя-сама? - Это просто дождь. - Дождь?! – улыбнувшись, она закрыла глаза, - тогда закройте фусимы, а то мы промокнем.
Ветер сорвал первый распустившийся цветок сакуры и, кружась, понес его вдаль. -«Как цветок, который больше никогда не сможет вернуться к своей ветке, так и ты, Хисана, не сможешь вернуться ко мне. Но так же, как приходит весна, мои воспоминания будут воскресать из глубин памяти»
с тех пор я пил из тысячи рек НО БЬЯКУЯ ПРЯЧЕТСЯ В КАЖДОЙ
мы живы! название: Паланкин автор: plohoyaodvokat беты нет пейринг: единственный жанр: эээ... пафос рейтинг: детский размер: минимальный саммари: сватовство могло быть громким. хотите поговорить об этом? предупреждения: у автора безнадежно европейское мышление, => японисты, проматывайте, вам плохо будет. пафос!!! нет, не так - ПАФОС!!! одвокат не писатель, все ради Идеи, вот) дискламер: все Кубо
читать дальшеПаланкин - сверкающий красным лаком, с тяжелыми плотными занавесями - белая камелия на красном, великокняжеский герб. С четырьмя носильщиками - ноги до колен в дорожной пыли. С позолоченной вершинкой - как маленькая двускатная крыша храма. Двое при мечах и в черном -впереди, двое - позади, вот и вся процессия, и тот, кто внутри, безрассудно бесстрашен или же реацу у него как каменная плита, ежели он пришел сюда под вечер со всеми этими шелками, золочеными башенками и видимостью охраны. Они идут в полном молчании, неся с собою пятно тишины и недоуменные взгляды через плечо и в спину. И каждый, кто у них на пути, молча отступает в придорожную грязь. Что-то свершается. Многие из чувствующих это уже идут следом, говоря себе - из праздного любопытства.
Они входят в этот грязный деревянный город из одной улицы, где даже уличные фонари чадят смрадом, как чужероднейший из элементов. Как если бы ками, которые не слышат, наконец спустились бы к умоляющим их вмешаться, и чужими бы казались на них одежды человеческих тел. Не нужны ни гвардия, ни глашатаи - пространство и так становится вязким, и замирает суета. Медленно, медленно - к большому дому в конце улицы, где пока еще шумят пьяные голоса; но неискоренимая привычка знать от окон заранее, кто войдет в дверь, приглушает их вернее любого приказа. Блестящие носилки с тихим скрипом опускаются в черную грязь. Один из тех, кто был впереди, подходит к открытой двери и стучит в перекошенную створку. - Здесь ли живет госпожа Инудзури Хисана. Именно так, без вопроса и не ожидая ответа. Точнее, ожидая не ответ. Судьба - открывай.
Она появляется изнутри бегом, будто ей придали ускорение, украдкой вытирая руки о передник, и останавливается, будто на стену налетев, увидев носилки. - Что угодно благородным господам? Голос отказал ей еще до того, как начала говорить. Рука в белой полуперчатке отодвигает шелковую занавесь. На вышедшем из паланкина - белый плащ, и черные волосы причудливо заколоты, и подгибаются колени у знающих - чем. - Инудзури Хисана. Слова тихо и веско падают в тишину. Все слышат всё, но так нужно. - Я пришел к твоему порогу, как велит закон, и я спрашиваю тебя в последний раз - разделишь ли ты со мной мою судьбу? Вздох изумления ветром проходит по толпе. А она, не шевелясь, все так же смотрит в его глаза. Словно их сейчас только двое в большой гулкой комнате его дома, который где-то далеко - он и его цель.
...Время беспощадно и неподатливо, и руки их, поднявшиеся почти одновременно, рвут его, сходясь, касаясь друг друга, и в момент этого легчайшего касания хочется зажмуриться и втянуть голову в плечи, будто предельное напряжение способно взорваться, отбросив: их - в свой рай, остальных - в неизвестность каждого. И те, кто оказался смел, оглушенно смотрят сквозь шум в ушах, как ее рука уже уверенно ложится в его протянутую ладонь, как он оберегает три ее шага к паланкину, как усаживает внутрь - судомойку в сером и грязном... Как жестом поднимает с колен носильщиков - левой рукой, так и не вернув из-за занавеси правую.
Долго, долго еще видны с окраины - темное пятно носилок, белое пятно плаща, тяжелое пятно силы.
Авторы: разные, имен не знаю Пейринг: Бьякуя/Хисана Рейтинг: G Диклаймер: все рисунки принадлежат авторам Комментарий: В поисках БьякуРука наткнулась...и вот опять эта сестринская дилемма.)
Произошла окончательная победа сил добра над силами разума (с)
Название: Не благими намерениями Фандом: Bleach Автор:Pixie. Бета:маленький грустный тролль Рейтинг: PG Пейринги и герои: Бьякуя/Хисана, немного Ичиго/Рукия, Гин и еще пара персонажей в эпизодах)) Жанр: AU/General/Romance и иногда чуть-чуть проскакивает Humor Дисклаймер: Все принадлежит Кубо Тайту-сама, потому упаси меня ками на что-то или кого-то претендовать
Саммари: Однажды судьба подарила сестрам Тории - Хисане и Рукии - неожиданные встречи.
Комментарии: 1. Это немагическое, то есть, тьфу, нешинигамское AU, короче - AU полное и безоговорочное! Соответственно, может притаиться и ООС))
2. Написано по заявке на однострочник для crazy belka28. Заявка звучала примерно так: "Рукия и Хисана, разговор сестер. И Бьякуя с Ичиго, пробегающие мимо". Ну, получилось совсем не однострочником, и мужчины совсем не пробегают мимо)) За что прошу прощения.
Ракета выглядела красиво и впечатляюще даже на плоском экране - тонкая, изящная, несущая неминуемую смерть под металлической оболочкой. Она рассекала воздух быстрее любого клинка, двигалась к цели почти идеально, без отклонений, а потом вдруг разделилась на множество частей, одновременно атаковавших объект - небольшой самолет. Грянул взрыв, на миг ослепивший камеру, во все стороны полетели осколки.
- Новая разработка корпорации "Соукиоку" - крылатая ракета класса "земля-воздух" с гордым именем "Сенбонзакура" - стала главным событием проходящей сейчас в Токио выставки военной техники, - рассказывала с экрана молодая журналистка. - Как утверждает глава корпорации, Кучики Бьякуя, это оружие откроет новые возможности для развития средств противовоздушной обороны...
- "Сенбонзакура", значит, - хмыкнул Айзен и в задумчивости постучал пальцами по гладкой поверхности стола. - Кучики всегда были склонны к излишнему пафосу.
- Не они одни, - очень тихо проговорил Ичимару и добавил: - Но технология хороша, разве нет, Айзен-кайчо? - почти обиженно протянул он. - Она даст фору даже уже прочно укрепившемуся на рынке "Трайденту". А уж ролики с этим репортажем и кадрами с испытаний на "Ю-тубе" сейчас весьма популярны.
Айзен Соске, президент корпорации "Лас Ночес", гиганта химической промышленности, бросил насмешливый взгляд на своего заместителя.
- Не смеши меня, Гин. Этот ролик пользуется популярностью потому, что в конце Кучики дает небольшое интервью о своем детище, а девушек, которые скачивают это видео, не интересуют ни ракеты, ни высокие технологии, им просто нравится смотреть на Бьякую.
Ичимару с усмешкой кивнул.
- Забавно, что самому Кучики-сама, вероятно, невдомек, в чем истинная причина повышенного внимания к его последнему проекту. Он поразительно равнодушен ко всей шумихе вокруг своей персоны. Хотя, подозреваю, втайне наслаждается ею.
- "Самурай эпохи Хэйсэй,1", "дайме нашего времени", - ослепительно улыбнулся Соске, цитируя заголовки из газет. - Однако мы отвлеклись. Кучики должен вот-вот прибыть для переговоров. Догадываешься, о чем пойдет речь?
- Ему нужно топливо, - кивнул Гин и сел прямо на высокий стол. - Смесь твердого и жидкого топлива, если быть точным. Кто, если не мы, сможет сделать ее идеально? Но ведь у нас... ммм... договор с нашим европейским другом, который просил немного сбить спесь с "Соукиоку".
- Именно, - подтвердил Айзен. - И поэтому контракта с Кучики не будет. Однако я подозреваю, что у него уже есть некий запасной вариант, Бьякуя-кун не мог рассчитывать только на нас. Поэтому я хочу, чтобы ты узнал, с кем он договорится после нашего отказа. Таким образом, мы не дадим Кучики заключить сделку. "Сенбонзакура" не должна пойти в производство. Во всяком случае, пока.
- Какая жалость, - вздохнул вице-президент, но в прищуренных глазах вспыхнули красные искры, - такой проект провалится. И значит ли это, что я могу действовать по своему усмотрению, Айзен-кайчо? - уточнил он.
Соске со скучающим видом играл пультом от телевизора.
- Гин, к чему эти глупые вопросы? Я хочу знать, действительно ли у Кучики есть запасной вариант для контракта на поставку топлива. Знать наверняка, поэтому в средствах я тебя не ограничиваю, прошу только о том, чтобы работа, как всегда, была проделана чисто.
- Обижаете, Айзен-кайчо, - прищурился вице-президент "Лас Ночес". - Разве у вас когда-нибудь был повод для сомнений?
Звякнул телефонный аппарат на столе, Гин нажал кнопку.
- Ичимару-доно, пришла девушка по поводу свободной вакансии.
- Спасибо, Ран-тян. Красивая девушка? - задумчиво, без особого интереса протянул тот.
- Не в твоем вкусе, - фыркнула секретарь вице-президента, Мацумото Рангику. - Направить ее к Тоусену на собеседование?
- И все-то ты обо мне знаешь, - улыбка Ичимару стала еще шире. - Нет, не нужно, я хочу сам поговорить с этой девушкой. Пусть подождет немного, я еще должен кое-что сделать.
Рангику чуть насмешливо хмыкнула, но больше ничего не сказала, зная, что рядом с Гином сейчас находится глава корпорации.
- Чего только не сделаешь от скуки? - не глядя на подчиненного, лениво поинтересовался Айзен. - Кажется, я дал тебе слишком много свободы.
Ичимару, уже стоявший в дверях, обернулся.
- Что вы, я лишь хочу скоротать время до окончания ваших переговоров с Кучики. Не волнуйтесь, я успею все подготовить.
* * *
Старенький вентилятор, разгонявший раскаленный, даже к вечеру ничуть не остывший воздух, вдруг дернулся, как-то жалобно всхлипнул и замолчал.
- Эй, друг! А ну-ка, просыпайся! Кому сейчас легко? - Рукия пощелкала кнопками, подула на лопасти, даже потрясла прибор, но никакого эффекта не добилась.
Девушка нахмурилась, попыталась пошире распахнуть окно, но рама дальше просто не открывалась, а крошечная тесная квартирка на последнем этаже высотки за день прогревалась, словно печка, и находиться в ней было невыносимо. Рукия давно предлагала сестре продать эту лачугу в не самом благополучном районе Токио, добавить накопленные сбережения и купить что-нибудь поприличнее, но Хисана наотрез отказывалась. Деньги нужны были для того, чтобы Рукия могла поступить в Университет. Это Ренджи, везунчик эдакий, сумел пробиться в Токийский Университет и выиграть стипендию, как одаренный студент. Самое обидное, что друг детства полностью поддерживал Хисану и обещал помочь с финансами, как только найдет себе приличную работу. Эта целеустремленность Ренджи поражала. И откуда только у него силы брались на все задуманное?
Учиться младшая Тории хотела, но только чтобы произошло это не раньше, чем старшая сестра найдет работу и немного подлечится. К чему лишние расходы сейчас? Пускай Хисана и очень переживала, считала, что не в состоянии должным образом позаботиться о сестре из-за слабого здоровья.
Их родители умерли, когда Рукия была совсем маленькой, и Хисане попросту не могли разрешить заботиться о ней, потому что она сама была подростком. Прошло пять лет прежде, чем сестры Тории снова встретились, и старшая сумела отыскать младшую.
Рукия прошла на кухню, выпила теплой, ничуть не утоляющей жажды воды, вернулась обратно в комнату и села на старенький диван. Где же Хисана? Поехала на собеседование еще утром, и ее до сих пор нет. Корпорации "Лас Ночес", которой уже пять лет руководил известный бизнесмен Айзен Соске, требовался мелкий клерк, и Хисана решила попытать счастья. В конце концов, это был лучший вариант, чем продавец в аптеке, хозяин которой все норовил повесить на девушку какую-то недостачу, а то и вовсе начал приторговывать налево невесть какими зельями. Сестра Рукии была девушкой слабой, вот всякие уроды и норовили ее использовать. Хисана даром что была старшей: у бойкой Рукии язык подвешен как надо. Да и не только в языке дело - хрупкая на вид девушка знала, как обращаться с отморозками, которые иногда попадались в их районе. А уж после того, как Ренджи научил ее парочке хороших приемов, попадаться на пути разъяренной Рукии было даже опасно.
Девушка включила телевизор. Молоденькая дикторша рассказывала что-то про выставку военной техники и последние разработки корпорации "Соукиоку", во главе которой стояла семья Кучики. А через миг на экране появился ее глава - Кучики Бьякуя. Рукия невольно вспомнила, как восхищались молодым бизнесменом девчонки с ее работы - все уши прожужжали.
Кучики эти, кстати, насколько помнила Тории, были настоящими аристократами, потомками каких-то дайме еще времен Эдо. Такого рода люди, из старых, богатых семей, казались девушке чопорными стариками, помешанными на древних кодексах и давно забытых уставах. Может, они всех своих сотрудников проверяют на знание бусидо? Рукия тихо прыснула в кулак. Впрочем, девушка была вынуждена признать, что нынешний глава "Соукиоку" очень даже хорош собой.
И все же Рукия тревожилась за Хисану. Где ее носит? Уже вечер наступает, еще пара часов, и длинный летний день все же сдастся на милость подступающей темноте. Возможно, она хоть немного разгонит удушающую жару.
Наконец, когда девушка почти разобрала проклятый вентилятор по винтикам, выпила всю минералку из холодильника и уже прикидывала, не получится ли у нее как-нибудь осторожно забраться на его полку, прямо в блаженный холод, в дверях щелкнул замок.
- Сестренка, ты там что, с каждым сотрудником этой "Лас Ночес" огромной лично беседовала? - пробурчала Рукия, прижимая к груди прохладное яблоко - последнее спасение от горячей духоты. - Между прочим, еще немного, и я начала бы думать неизвестно что! И телефон у тебя не отвечал!
Хисана растерянно и как-то виновато кивнула, поставила сумку на полку в прихожей и повернулась к сестре.
- Эй, ты такая бледная, - встревоженно воскликнула та. - С тобой все нормально?
- Да ничего, - слабо улыбнулась старшая сестра. - Просто устала. А у телефона... я звук выключила и забыла включить.
Рукия нахмурилась и прошла вслед за ней в комнату. Сердито поджала губы, увидев, как Хисана тяжело опустилась на диван.
- У тебя что, приступ был? - продолжала допытываться младшая. - Ты совсем белая.
- Все хорошо, - подняла уже сомкнувшиеся веки старшая. - Мне помогли.
- А собеседование? - Рукия села рядом с сестрой.
- Боюсь, меня не приняли, - печально ответила Хисана.
- Из-за приступа? Вот придурки! - сжала кулаки младшая.
- Рукия, - укоризненно покачала головой старшая.
- А что, я не права?! Тоже мне, повод! Они еще пожалеют, что не взяли на работу такого ценного сотрудника!
Девушка разбушевалась не на шутку. Если ее сестра не из этих наглых крашеных девиц, это еще ничего не значит! Да Хисанин светлый ум и упорство дадут фору каждому! Ну и дураки эти менеджеры из "Лас Ночес", раз не поняли этого!
- Я думаю, они просто искали другого человека, - тихо проговорила старшая сестра. - С другими качествами.
- И чего им надо?! - все еще запальчиво выкрикнула Рукия и осеклась: губы Хисаны вдруг тронула легкая мечтательная улыбка, и хотя девушка тут же одернула себя, сестру было не обмануть.
- Что-то ты темнишь, - с подозрением прищурилась она. - Я уже совсем запуталась! Приходишь совсем поздно, с ног валишься от усталости, а теперь выглядишь так, как будто... как будто влюбилась, вот! - припечатала Рукия.
Хисана чуть слышно засмеялась, но коснувшийся щек румянец только укрепил подозрения сестры.
- И все-то ты замечаешь, - сдалась она и опустила голову. - Хотя это и не должно ничего значить, но я... - девушка заметно смутилась. - Я сегодня познакомилась с одним человеком...
- Что за человек? - глаза младшей загорелись любопытством.
Рукия от неожиданности откусила половину яблока, чуть не подавилась семечками и, прокашлявшись, потребовала:
- Рассказывай!
* * *
Ичимару Гин слыл в "Лас Ночес" человеком опасным. Никто никогда не пытался сместить его с поста правой руки Айзена-кайчо. Точнее, пару раз безумцы находились, но улыбчивый вице-президент выводил их из игры - да и вообще из бизнеса - легко и изящно. Без намека на сожаление ломал чужие карьеры тонкими пальцами. Выросший в одном из самых бедных и неблагополучных районов Токио, сумевший пробиться на самый верх Ичимару быстро завоевал себе славу хитрого и бескомпромиссного бизнесмена с темным, угрожающим обаянием, способного подчинить себе едва ли не каждого, независимо от мудрости и опыта. Гин и Айзен, как единое существо в двух лицах, похожие и одновременно совсем разные, властители гиганта "Лас Ночес", надолго закрепились на вершине и не собирались сдавать своих позиций.
Единственной привязанностью, которую мог себе позволить Ичимару, была Мацумото Рангику, его личный секретарь. С ней Гин был знаком с детства, с ней они учились выживать в грязных трущобах, с ней выкарабкивались из помойки в нормальную жизнь. Красивую, яркую, эффектную Ран-тян можно было бы назвать слабым местом улыбчивого вице-президента, однако так мог сказать лишь человек недалекий. За любую попытку использовать Мацумото, как инструмент давления на руководство "Лас Ночес", Гин бил в разы сильнее, стирая противника в порошок с неизменной улыбкой на лице.
Девушка, сидящая сейчас перед Ичимару, была полной противоположностью Рангику. Тихая, кроткая, с не самой приметной внешностью. Большие глаза с затаившейся в них усталостью, как после тяжелой болезни. Непослушная челка, падающая на лоб и нос. Из таких мышек раньше получались идеальные жены самураев, но Гин считал их слишком пресными и скучными.
Он перевел взгляд на резюме. "Тории Хисана". На самом деле Ичимару было даже немного жаль ее. Работник из Хисаны получился бы неплохой - старательная, исполнительная, усидчивая, весьма неглупая. Но "Лас Ночес" не нужны были просто хорошие клерки. Гин хотел найти человека, которому в дальнейшем смог бы доверить не просто работу с бумагами, а дела поважнее и поопаснее, вроде промышленного шпионажа. А тут еще требовалось поискать менее подходящую кандидатуру, чем эта Тории.
Он задавал обычные вопросы для соблюдения формальностей, Хисана отвечала смущенно, но твердо, лишь тонкие, почти детские руки чуть подрагивали от волнения. Спиной Ичимару чувствовал недовольный взгляд Рангику. Мацумото - умница, сразу поняла, что Тории не годится ни по каким параметрам, но была возмущена нежеланием Гина взять на работу способного сотрудника. Кроме того, Ран-тян явно прониклась симпатией к девушке. В чем-то вице-президент мог понять ее - в Хисане Мацумото видела свое прошлое и хотела помочь другому человеку, как когда-то помогли им. Но Ичимару не имел возможности заниматься благотворительностью, и уж Айзену-кайчо точно придется не по вкусу выбор подчиненного - он любил, чтобы в каждом была червоточинка. А эта бедная Тории - о ужас! - одна сплошная кристальная честность. К Кучики ее направить, что ли?
Негромко звякнул лежащий на столе мобильный. Гин прочитал пришедшее сообщение и поднял прищуренные глаза на Хисану. Девушка подозревала, что он сейчас тщательно изображал вежливый интерес, но на самом деле только ждал этого, а разговор поддерживал, лишь чтобы скоротать время до получения письма.
- Благодарю вас за беседу, Тории-сан, - Гин поднялся, протянул руку. - О результате я сообщу вам через несколько дней.
- Спасибо, Ичимару-сан, - негромко ответила девушка уже в худую спину уходящего мужчины. Почему-то она обрадовалась тому, что так и не заглянула в его глаза.
Хисана тяжело вздохнула. Бессмысленно было надеяться, что ее возьмут в сам "Лас Ночес", дадут место в огромном светлом офисе среди десятков компьютеров и вечно гомонящих людей. Нужно возвращаться домой, к сестре, и продолжать поиски, но с каждым разом надежды оставалось все меньше и меньше. Рукии нужно восстанавливаться в Университете и заканчивать учебу, но как это сделать, если нет работы, а количество счетов в почтовом ящике только растет?
Рыжая секретарша сочувственно посмотрела на расстроенную девушку.
- Хотите кофе? - вдруг предложила она и приветливо улыбнулась.
Хисана растеряно кивнула, не понимая, чем привлекла внимание этой красивой женщины.
- Не стоит беспокоиться, Мацумото-сан, - девушка рассмотрела имя на бейдже. - Я пойду.
- Тоже мне, беспокойство, - хмыкнула та, рассмеялась и потянулась за чашками. - Садитесь, Тории-сан. Да не бойтесь, никто вас не обидит. Берите вот пирожки, я сама пекла.
Хисана присела на краешек стула, взяла дрожащей рукой чашку, а другой крепко сжала сумку. В большом светлом офисе было прохладно, пахло цветами, кофе и немного пылью. В углу недовольно шелестел кондиционер. За огромными окнами раскинулся изнывающий от жары Токио, в его горячее жерло предстояло вот-вот шагнуть девушке. Она то и дело посматривала на Мацумото и не могла взять в толк, что заставило эту женщину обратить внимание на растерявшуюся посетительницу. Такие волосы, как у Рангику-сан, были несбыточной мечтой девушки - длинные, пышные, волнистые, лежащие ровно, не то, что вечно лезущая в глаза непослушная челка и тонкие пряди Хисаны. Казалось, что эта рыжая копна непременно должна пахнуть медом. А уж про фигуру и говорить не стоило, хотя Хисана ни за что не решилась бы даже купить нечто до такой степени откровенное, дабы подчеркнуть свои достоинства. Тории рассмеялась про себя. И о чем она только думает?
- Вот, возьмите, - Рангику быстро сунула в руку девушки визитку. - Это координаты одного моего знакомого, позвоните ему, скажите, что от меня. Думаю, он сможет помочь.
- Спасибо вам, Мацумото-сан, - смутилась Хисана и положила визитку в сумку.
Они еще немного поговорили. Рыжая секретарша оказалась очень простой в общении. Она много и искренне улыбалась, подбадривала опустившую голову девушку, а на прощание даже мягко сжала руку гостьи и просила звонить, если что-нибудь понадобится.
Просторный холл оказался неожиданно пустынным. Хисана, осторожно ступая по блестящему полу, прошла к лифтам. Остановилась ненадолго возле автомата с шоколадками, однако, прикинув, сколько денег осталось в кошельке, отступила. Встала на цыпочки и с восхищением рассмотрела высокое дерево с большими белыми цветами, растущее в широкой деревянной кадке. В чем-то она была рада тому, что работать в "Лас Ночес" ей оказалось не суждено. Здешняя атмосфера казалась слишком странной. Все-таки тон каждой компании задавало ее руководство, а Ичимару Гин, правая рука главы корпорации, почему-то вызвал у девушки если не страх, то что-то очень похожее. От него веяло опасностью. Сам вице-президент, по-видимому, не замечал этого в силу своего высокого статуса, или ему было все равно, однако Хисана боялась таких людей, любящих рисковать и нарушать запреты. Если кадры в "Лас Ночес" подбирали под стать начальству, то Тории следовало благодарить богов за то, что ее не взяли.
- Все, что ни делается, все к лучшему, - тихо сказала сама себе Хисана и вызвала лифт. Хотелось поскорее добраться домой и отдохнуть, почему-то эта поездка отняла сил больше, нежели целая смена в больнице.
Девушка нажала кнопку и отошла в дальний угол. В этот момент в лифт степенно вошел высокий черноволосый мужчина в дорогом темном костюме. На Хисану он, видимо, даже не взглянул и сразу повернулся к ней спиной.
Лицо человека казалось смутно знакомым, но Хисана не сумела вспомнить, где могла видеть его.
Лифт тронулся, плавно заскользил в шахте к первому этажу, и девушка уже пыталась восстановить в памяти расписание автобусов, когда кабина неожиданно вздрогнула, в ней что-то совсем по-человечески застонало, и она остановилась. Свет на миг погас, потом загорелся вновь, но уже не такой яркий. Хисана вздрогнула, но мужчина даже не пошевелился. Текли мгновения, однако ничего не происходило, лифт по-прежнему стоял на месте, и постепенно девушка ощутила, как внутри поднимается страх. Нужно было вызвать аварийную службу, но рядом с панелью стоял незнакомец, которому, к счастью, видимо, пришла в голову та же мысль, потому что через несколько секунд он все же нажал кнопку вызова диспетчера. Динамик ответил тишиной, изредка нарушаемой странными потрескиваниями.
- Меня кто-нибудь слышит? - сердито спросил мужчина, и Хисана подумала о том, что этот низкий глубокий голос она точно уже слышала раньше. Подобные мысли, однако, были абсолютно неуместными. Ответа от диспетчера не было, а шипение белого шума наводило какой-то первобытный ужас, забивалось под кожу и заглушало все остальные звуки.
- Вам лучше немедленно прекратить это возмутительное наглое игнорирование. Не смейте молчать, когда к вам обращаются! - четко, с нескрываемой угрозой проговорил незнакомец. Интонации в голосе - словно взмах боевого веера, рассекшего воздух. И в тот же миг почти спокойная, лишь чуть напряженная тишина сменилась на тревожную, нервную, как будто прозвучал сигнал к битве.
Хисана еще дальше забилась в угол, невольно задрожав от страха. Слова мужчины были очень резкими, а от него самого веяло недовольством так сильно, что дыхание перехватывало. Девушку почти парализовало, в голове завертелись панические мысли: закончится кислород, и они задохнутся в небольшой кабине, трос не выдержит, кабина упадет, и они разобьются...
Лампы несколько раз мигнули, и света стало еще меньше.
- Отвечайте же, - продолжал сердиться незнакомец, уже не пытаясь скрыть раздражения, и пускай каждое резкое слово предназначалось не для Хисаны, она все равно вздрагивала, как будто со всех сторон ее окружала ледяная вода, обжигающая кожу. Холод поднимался выше, заморозил все в груди, впился цепкими пальцами в горло, заставил подавиться воздухом и зайтись кашлем.
Только не это! Только не сейчас! Нельзя было так волноваться из-за какого-то лифта! А теперь последствия не заставили себя ждать.
Девушка с хрипом задохнулась, попыталась дышать ровнее, но у нее ничего не вышло. Легкие словно сошли с ума от страха, грудь сдавило, а все попытки успокоиться были обречены на провал с самого начала.
Вероятно, только теперь незнакомец обратил внимание на то, что в лифте он не один. Мужчина обернулся и уставился на Хисану немигающим, полным напряжения и немого осуждения взглядом. Эпидемией опасного гриппа пресса пугала граждан уже давно, умело нагнетая обстановку, и хотя сейчас паника немного улеглась, чихающий и кашляющий человек все еще выглядел подозрительно.
Хисана почувствовала, как по щекам потекли слезы, выдохнуть было совершенно невозможно, спазм был таким, что не осталось сил даже на хрипы. Перед глазами потемнело. Она попыталась достать из сумки ингалятор, пальцы сумели нащупать его гладкие бока рядом с блокнотом и телефоном, а рука даже смогла, хоть и с немалым усилием, вытащить флакон наружу, но тут тело все-таки подвело девушку. Спасительный ингалятор упал и покатился куда-то в сторону - Хисана не видела ничего вокруг. Ее согнуло пополам и, кажется, она все-таки не удержалась на ногах. Каждая клеточка требовала жизненно необходимого кислорода, немедленно, иначе дело могло закончиться плохо, однако наполнить легкие этим спасительным газом Хисана была не в состоянии...
Она ощутила вдруг, как кто-то вложил ей в руку флакон, заставил сжать пальцы. Но Тории не могла даже пошевелиться, обморок подбирался все ближе, накатывал черными волнами. Тогда ингалятор забрали, ее голову удержали сильные руки, и раздраженное непрекращающимся кашлем горло тут же защипало от попавшего на него лекарства. Несколько бесконечно долгих секунд - и спасительный воздух хлынул в легкие, опьяняя, кружа голову.
Хисана с хрипом, больше напоминающим крик, задышала и тогда лишь обнаружила, что сидит на полу, привалившись к стене, а рядом присел на корточки незнакомец. Он всматривался в ее лицо, сдвинув брови к переносице.
Щеки девушки были мокрыми от слез, которые щекотали виски и шею. Такого сильного приступа не было уже давно.
Губы слушались плохо, но Тории была упорной, и после некоторых усилий, за которыми мужчина наблюдал с непроницаемым лицом, выдавила из себя едва слышное:
- Спасибо... Спасибо вам большое.
- Не стоит, - ровно ответил незнакомец, аккуратно положил флакон с лекарством на колени Хисаны и поднялся. - Однако необходимо знать, что за запах вызвал такую реакцию, - продолжил он, оглянулся по сторонам, потом поднес к лицу руки. - Если источник его здесь - это крайне опасно.
Девушка беспомощно всхлипнула, но потом все же сумела достать носовой платок и вытерла слезы. Теперь можно было говорить относительно нормально, не вымучивая каждое слово.
- Нет-нет, дело не в запахах, - поспешила она заверить мужчину. - Я просто... - Тории покраснела, - сильно испугалась.
- Испугались? Чего? - легкое удивление, промелькнувшее в голосе, сделало его еще глубже и... красивее. Красивее? Она только сейчас подумала, что гнев и недовольство, услышанные несколько мгновений назад, каким бы странным это не казалось, делали голос завораживающим.
- Ну... - Хисана замялась. Ей было стыдно признаваться в своих глупых страхах. - Всей этой ситуации, замкнутого пространства, странного молчания диспетчера. А потом я почему-то решила, что лифт... упадет.
- Это абсурдно, - пожал плечами мужчина. - Вы же понимаете, что такое развитие событий крайне маловероятно.
- Понимаю, - незнакомец кивнул и полез в карман пиджака.
Он извлек оттуда телефон-"раскладушку", открыл крышку и несколько секунд смотрел на мертвый черный экран, несколько раз нажал на кнопку включения, однако средство связи не желало оживать, намекая, что владельцу неплохо было бы зарядить аккумулятор.
- Все ясно, - если бы Хисана была несчастным телефоном, она бы непременно нашла в себе оставшиеся крохи энергии и включилась, потому что интонации незнакомца требовали беспрекословного подчинения приказам. Невзирая на то, кто перед ним - человек или техника.
- У вас есть мобильный? - обратился мужчина к Хисане. - Сейчас мы выйдем отсюда.
Тории протянула ему свой телефон. Попробовала встать, однако ноги все еще отказывались держать ее, и девушке пришлось снова сесть и прислониться к стене. Было очень неловко - она причинила такие неудобства несомненно весьма занятому и важному человеку. И вот теперь остается только сидеть и тайком вытирать слезы.
Тем временем незнакомец быстро набрал номер. Ответили, видимо, почти сразу.
- Изуру? Да, Кучики Бьякуя, - мужчина чуть заметно поморщился - затрепетали тонкие крылья носа. Видимо, собеседник начал что-то говорить вместо того, чтобы слушать. - Нет, этот номер сохранять не нужно. Я по-прежнему нахожусь в "Лас Ночес", в... - он сделал крошечную паузу, словно не мог поверить собственным словам, - лифте. Этот лифт застрял, и, похоже, диспетчер меня игнорирует, - голос дрогнул, скрывая за этой заминкой гнев. - Ты должен немедленно приехать сюда или же разобраться в ситуации любым другим способом.
Отдавая обратно телефон, Кучики нахмурился. Девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами, а ее губы почему-то дрожали.
- Что-то не так? - он явно не понимал, откуда такая реакция.
- Вы... Вы Кучики Бьякуя? - едва слышно спросила Хисана.
- Да. Это имеет некое особое значение? - тонкие брови мужчины дернулись.
- Нет. Просто... - как Тории могла объяснить ему, что один из самых известных людей в стране - это не тот, кого она, бедная девушка, может увидеть не на экране телевизора или компьютера, а в реальности? Вероятно, господин Кучики не сможет понять ее изумления. Он смотрел не слишком приветливо, наверное, не любил такого откровенного внимания к себе.
- Простите, - она опустила голову. - Я не хотела обидеть вас.
- Вы не обидели меня, - удивление проскользнуло в серых глазах, как рябь по гладкой поверхности озера. - Может быть, раз вы знаете мое имя, я могу услышать и ваше?
Хисана нерешительно подняла взгляд.
- Да, конечно, Кучики-сан. Меня зовут Тории Хисана.
Она машинально протянула руку и тут же испугалась своего дерзкого жеста. Но Бьякуя спокойно пожал маленькую ладошку.
- Вы работаете здесь, в "Лас Ночес"? - спросил он.
- Нет-нет, я хотела попасть сюда на работу, - смущенно пояснила девушка. - Но меня, судя по всему, не взяли. Ичимару-доно был очень любезен со мной. Я и не думала, что сам вице-президент беседует с потенциальными сотрудниками...
Глаза господина Кучики вдруг недобро сверкнули, и Хисана подавилась словами.
- Гин, - негромко выговорил он имя, будто меч легко дернули из ножен, предвкушая бой. Бьякуя повернулся к ней и достал из кармана визитку. - Разрешите снова воспользоваться вашим телефоном?
С каждой нажатой кнопкой Хисана зажмуривалась все сильнее. Тем не менее она слышала разговор - в тишине громкость динамика была достаточной для подобной невольной бестактности.
- Гин, - а это уже был первый замах, блеснувшая сталь.
- А-а-а, Кучики-доно, - вице-президент был само радушие. - Чем могу быть полезен? Вы передумали и решили принять наши условия?
- Как это понимать? - продолжал наступать Кучики, не повышая, впрочем, голоса. - Ты прекрасно знаешь, о чем я. Что это за игры?
В трубке помолчали, словно обдумывая слова главы "Соукиоку" и пытаясь понять, о чем он только что сказал.
- О, неужто вы о нашей небольшой технической трудности? Кучики-доно, неужели вам не повезло попасть в один из этих злосчастных лифтов? - недоумение Ичимару казалось совершенно искренним. - Просто беспрецедентный случай для "Лас Ночес"! Мастера уже работают, не покладая рук...
- Сколько это еще будет продолжаться? - перебил Гина Бьякуя. - У меня нет времени для подобных... заминок.
- О, мы делаем все возможное, Кучики-доно. Мы и подумать не могли, что в одном из лифтов кто-то есть! Никто не стучал, не звал на помощь, не пытался связаться с диспетчером, поэтому мы решили, что кабины пусты.
Глава "Соукиоку" презрительно поджал губы.
- Ты считаешь, что я должен умолять о помощи? Тебя?
- Отнюдь, Кучики-доно, отнюдь, - насмешки Ичимару уже почти не скрывал. - Как я мог подумать об этом? Поэтому, как только мастера закончат, вы узнаете об этом первым. А вот когда это случится... Тут я ничего не могу гарантировать, увы. Если хотите, буду держать вас в курсе каждого их шага.
- Отказываюсь, - сердито бросил собеседник и нажал кнопку отбоя.
Внутри Бьякуя кипел от гнева. Этот Гин... Глава корпорации понимал, что против него ведут какую-то игру, но какую? "Лас Ночес" никогда не стеснялась в средствах для достижения своих целей, однако этот жест представлялся Бьякуе верхом идиотизма - зачем запирать его в проклятом лифте? Средство давления? Слишком неразумно. Таким образом можно лишь разозлить Кучики, но не более того. Что Айзен и Ичимару планируют делать в это время? Интуиция у главы "Соукиоку" была хорошей, отточенной годами в бизнесе, и сейчас его мучило нехорошее предчувствие. Что вызывало еще более злое раздражение. Он заперт, как крыса в клетке! Беспомощность... О, это чувство Кучики ненавидел, каждое его проявление выводило из равновесия. Как же хотелось впечатать кулак в обшитые деревом стены, разбить, разнести в щепки тесную кабину или измочалить руки в кровь, но только не стоять так, изображая спокойствие. Он сжал поручень, впиваясь ногтями в дорогую кожу, несколько раз глубоко вздохнул, возвращая себе для начала хотя бы подобие спокойствия. Уронить достоинство при Ичимару и Айзене? Нет, такого удовольствия он им не доставит и не поведется на провокации. Зато когда выйдет отсюда... Руководство "Лас Ночес" узнает, каков Кучики Бьякуя в ярости.
- Кучики-сан... - едва слышно пролепетал кто-то позади.
Ах да, Тории Хисана. Он с немалым усилием заставил себя разжать кулак. Необходимо было отвлечься, чтобы удержать столь необходимый сейчас самоконтроль. Ведь Айзен и Ичимару сумели сильно задеть казавшуюся идеальной броню равнодушия.
Раз уж судьба в лице двух совершенно определенных особ свела его с новым, незнакомым пока человеком, можно было использовать любой способ, лишь бы не думать о том, что сейчас могут происходить вещи, контролировать которые Кучики не в состоянии.
Итак, Тории Хисана...
Бьякуя прислушался к своим ощущениям. Опасности он не чувствовал. К известному бизнесмену уже не раз посылали людей с разными, всегда неблаговидными намерениями, но здесь Кучики отмел сомнения - Хисана не играла и не притворялась. Если девушку и использовали с какой-то целью, то явно без ее ведома. Приступ, страх, изумление - все это было неподдельным. Такое положение дел немного утешало.
Он пригляделся к сжавшейся возле стены фигурке. Такая маленькая, совсем хрупкая, как едва выбившийся из-под земли росток - клонится к земле от каждого дуновения ветерка. А глаза огромные, темно-синие с фиолетовым. Почему-то подумалось, что один из видов любимых им колокольчиков имеет как раз такой цвет. Зрачки широкие, выдают ее страх. Когда Кучики был маленьким, во двор их поместья неизвестно как попал исхудавший, больной и совсем слабый котенок. Он смотрел на маленького Бьякую так же - с испугом, с чистой, искренней надеждой. И благодарностью за то, что на него обратили внимание. Не жаловался и не мяукал. Мальчик гладил малыша по свалявшейся шерстке и совал ему только что взятый на кухне сладкий йогурт. Котенок фыркал, тыкался мордочкой в пластиковую упаковку, а затем влез Бьякуе на колени и уснул. Потом прибежала мама, отругала сына за то, что тот берет на руки грязное животное, и выбросила малыша на улицу. Мальчик просил, возмущался, сердился, пытался сам найти доверившегося ему котенка, но так и не смог. Помнится, он тогда горько расплакался, забравшись в самый дальний уголок сада, чтобы никто не увидел эту слабость наследника семьи Кучики.
Откуда этот случай всплыл в памяти? Не забытый даже сейчас, когда Бьякуя давно вырос. Так странно - рядом с серым комочком было удивительно легко, хотя казалось, что такое крошечное существо не может подарить ни капли тепла, а, напротив, будет лишь обузой, которую нужно кормить, купать и лечить.
- Кучики-сан, все в порядке? - осторожно спросила Хисана.
И куда такого... беспомощного взъерошенного котенка в "Лас Ночес"? Да ее съели бы в один миг и не заметили этого.
- Хорошо, что вас не приняли на работу, - вдруг сказал Бьякуя то, о чем только что подумал. - Вам не место тут.
- Вы так думаете? - удивленно заморгала девушка. - Если вы говорите это, я вам верю.
Гнев чуть улегся и теперь лениво ворочался внутри все еще растревоженным зверем, как вдруг Бьякуя быстро огляделся по сторонам и почти сразу нашел то, что искал - круглый любопытный глаз камеры наблюдения в углу. Ну, Ичимару... А он, Кучики, тоже хорош. Как можно было забыть о такой детали? Вероятно, все это время Гин наблюдал за запертыми людьми и, скорее всего, потешался. Бьякуя снова сжал кулаки.
- Вам не кажется, что здесь душно? - поинтересовался он у Хисаны. Та пожала плечами, не понимая, что собеседник имеет в виду - система вентиляции работала хорошо. Однако такой ответ Кучики не устроил.
- Нельзя, чтобы у вас повторился приступ из-за нехватки кислорода, - не терпящим возражения тоном проговорил он. - Замкнутое пространство - опасный, предрасполагающий к этому фактор.
- Но...
- Не волнуйтесь, я все сделаю сам.
Бьякуя легко влез на поручень и, держась то за большое зеркало, то за светильник, служащий, в основном, для украшения, приоткрыл люк в крыше лифта. А после протянул руку и выдрал из боковой стены камеру наблюдения. Далее он с непроницаемым видом спустился вниз, небрежным жестом отряхнул рукав и замер, удовлетворенно прикрыв глаза.
Хисана же поймала себя на том, что улыбается, глядя на господина Кучики и... любуется им. Она сразу опустила глаза, устыдившись такого откровенного разглядывания. Однако искушение посмотреть снова было слишком велико - легкий румянец на светлой, будто фарфоровой коже сделал Бьякую еще краше. Девушка вспомнила, что глава "Соукиоку" совсем молод, всего на несколько лет старше самой Тории, но вот почему он так рано занял столь высокую должность, она не помнила, поскольку не интересовалась личной жизнью известных людей. Господин Кучики на вид казался совсем худым, однако подобное впечатление оказалось не совсем верным - тонкие руки явно скрывали немалую силу, судя по тому, как легко он держал равновесие на узком поручне и сдвигал тяжелый люк. А этот задорный блеск в глазах, промелькнувший всего на короткий миг, когда Бьякуя "свернул шею" камере, превратил его из холодного, педантичного бизнесмена во вспыльчивого юношу, не оставляющего ни единого шанса тому, кто решится посягнуть на честь его рода.
Эти опасные мысли Хисаны прервал звонок ее мобильного. Она не успела даже рассмотреть незнакомый номер, потому что господин Кучики протянул руку.
- Дайте мне, я знаю, кто это.
- Кучики-доно, у вас все хорошо? - пропел в трубке голос вице-президента "Лас Ночес".
- Да, Гин, - бесстрастно ответил Бьякуя. - Тории-сан стало нехорошо, мне пришлось немного проветрить лифт. К сожалению, я задел камеру видеонаблюдения и, кажется, повредил ее. Счет за установку новой пришлешь на мое имя.
- Ну, что вы, Кучики-доно, какие проблемы? Это, право же, такая мелочь. К сожалению, мне пока нечем вас порадовать - поломка оказалась несколько более масштабной, чем мы предполагали, поэтому вам придется провести здесь еще некоторое время.
- Ясно. Я так и думал, - холодно вымолвил глава "Соукиоку" и прервал разговор.
- Отключите звук, - посоветовал он Хисане. - Ичимару может еще не раз побеспокоить меня. Однако я не вижу смысла далее вести с ним беседы.
Девушка сразу же послушалась.
- Ичимару-сан... - она не представляла, как сформулировать это так, чтобы не показаться чрезмерно любопытной и сующей нос не в свое дело. Спросить напрямую: "Ичимару-сан опасен?" было невозможно, - Он... Случилось что-то плохое?
- Нет, - покачал головой Бьякуя. - Вам не о чем беспокоиться, случившееся никак не затронет вас. Нас не задержат тут надолго.
Он уже хотел отвернуться, чтобы прийти в себя после всплеска эмоций, какого не случалось уже очень давно, когда к возникшей недавно боли в руке добавилось ощущение чего-то липкого. В тот же миг Хисана тихо охнула: