Тени

[ByaHisa]

Название: Тени
Автор: chinpunkanpun
Бета: сам себе семпай
Пэйринг: Бьякуя/Хисана
Рейтинг: PG-13?
Жанр: ангст, дэсфик
Предупреждения:
1) разгул авторской фантазии и, как следствие, немного АУ
2) пафос и сопли. Хотя если в фике есть Хисана, и это не ЭнЦешное ПВП, пафос и сопли неизбежны.)))
3) человечный Бьякуя (нехорошее цитатко нехорошего человека ^__^)
Саммари: Пересказ выглядел бы банально. Читайте))
Статус: закончено
Дисклеймер: Кубо-сама, это гет! И почти совсем канон! Погладьте нас где не жалко?

читать дальше?

Тени. Тени скользят по её лицу, заново рисуя. Нос, скулы, глаза, губы, морщинку между бровей. Она часто хмурит лоб, словно пытаясь что-то вспомнить, невнятно шепчет. У неё большие тёмные глаза. Словно два глубоких колодца – дна не видно. Только тьма и скользящие, еле различимые тени – прошлого, будущего, мыслей, света.
Она не обращает внимания. Не поднимает глаз и не встаёт, вообще не двигается, когда он входит в комнату, задвигает сёдзи и, садясь рядом, берёт её за руку.
Ладонь холодная и тяжёлая. Тонкие пальцы твёрдые, как дерево, и почти не гнутся. И взгляд куда-то мимо, потом вдруг – прямо на него. Светлая улыбка и негромкое:
- Ничего страшного. Такое случается. Рецу сказала, что я ещё смогу выносить ребёнка.
Он молча гладит её ладонь, пытаясь согреть. Понимая, что необходимо ответить:
- Конечно, сможешь. Унохана-тайчо знает, что говорит. А сейчас тебе нужно отдохнуть. Поспишь?
Она уже снова его не слышит. Он относит тревожно хрупкое тело на футон, укладывает, укрывает и замирает рядом, не выпуская руки.
Она засыпает послушно быстро, её дыхание спокойно. Он закрывает глаза, и на доли секунды кажется – всё как раньше. Он хорошо помнит, когда научился засыпать не один. Лежать и слушать дыхание в темноте. Постепенно в лёгкой дрёме уплывать куда-то, за эти стены, в сопровождении тихого, укачивающего звука, не дающего раствориться в чёрной пустоте, наступающей под утро.
Он многое помнит. Помнит, как они познакомились. Было просто – ждать её у реки. Она приходила рыбачить. Неделю молчать. Чувствовать, будто случайные, взгляды. Позволять себя рассматривать, не поднимая глаз от книги.
Потом девушка привыкла и не удивилась, когда он поздоровался. Ей тогда повезло, улов был неплох. Она, оживлённая, много смеялась, ляпнув, что это он принёс ей удачу. И, покраснев, предложила ему вместе поужинать. Он предугадал это развитие событий, но всё же был рад. В тот день она научила его разделывать рыбу.
Она не боялась – он приходил без кенсейкана, в простой форме. Они не рассказывали о себе. Мужчина – чтобы не вспугнуть, девушка – чтобы не вспоминать.
Он много говорил о другом. О книгах, которые прочёл, о местах, которые видел, о стычках, в которых участвовал.
И был таким, каким ей хотелось его видеть.
Однажды он вдруг понял, что напряжённой игры и роли больше нет, что можно быть обычным. Это приятно удивило. Она ему даже нравилась – спокойная, лёгкая, весёлая, мягкая. Смущающаяся своего выговора и неумения читать. Он учил её. Иногда её удавалось накормить. Духовная сила, недостаточная для шинигами, беспокойная – какая бывает у тех, кто не знает, чего хочет, неровная и неясная, то мутнела, то становилась прозрачной. Это тоже было на руку.
Она почти не удивилась, узнав, что он Кучики, наследник Великого клана, – в историях, что они читали вместе, герои часто до времени скрывали своё истинное имя. Девушка была простодушна и легко путала реальность и вымысел.
В то, что он любит её, она тоже поверила легко. Сама была влюблена давно.

Церемония бракосочетания прошла безупречно. У Хисаны были учителя и месяцы занятий. Идеальна. Он любуется ею, замечая удивление гостей. Да, глава Великого клана женится на простолюдинке. На здоровой простолюдинке, которая разбавит их затхлую кровь. И у него будет здоровый наследник. Бьякуя усмехается про себя – ни одна благородная семья ещё не делала подобного, а ведь приметы вырождения всё сложнее не заметить. Он поворачивается к своей жене. Она изящна и красива. Будто рождена здесь. Он видит, девушка смущена. Другие принимают это за подобающую ей теперь сдержанность.
Притворяться почти не приходится – она ему действительно нравится. Нравится чувствовать радость, когда он возвращается, нравятся тихие вечера вдвоём, нравится обнимать её, касаться как женщины, нравится лежать после рядом, чувствуя её тепло, тело, дыхание.
Он нравится себе, каким она его видит – уверенным, умным, надёжным. Возвращаясь в дурном настроении, он пристальней обычного наблюдает за ней: движения, взгляды, смена выражений лица во время разговора, абсолютная неспособность скрывать эмоции. Мужчина не отводит глаза. Она смущается. Он постепенно успокаивается. Жена любит его, живёт им, его прошлым, его настоящим. Он – центр мира. Для неё – весь мир. Это ему, наверное, нравится больше всего.

Он не знает, почему не заметил первым. Может потому, что стал ей доверять? Не провожал взглядом каждый жест, не всматривался в милое подвижное лицо, пытаясь рассмотреть каждую мысль?
Он удивлён, увидев в её глазах беспокойство и зарождающийся страх. Почти рассержен – кто-то посмел расстроить её? Огорчить? Обидеть?
- Бьякуя, мне надо к врачу. Ты можешь договориться с Уноханой-тайчо?.. Со мной что-то не так.
Попытка найти в ней какую-то перемену, но – ничего. Только испуг и боязнь. Подойти ближе и прижать к себе – ей это сейчас нужно, он знает – начать прощупывать её реяцу. Последнее – уже для него…
Перепроверить несколько раз. Исключая возможность ошибки. Ошибки нет, и сердце бьётся быстрее.
Сильнее обнять её. Поцелуи в макушку, висок, щёки, узкие губы. Улыбнуться, ведь и вправду хочется улыбаться.
Она смотрит теперь с недоумением.
- С тобой всё хорошо. У нас всё хорошо. Ты просто ждёшь моего ребёнка.
Слова приходят на ум банальные, неуклюжие, неловкие. Он не знает, как выразить всё, что чувствует, не умеет этого. Он совсем, целиком, полностью счастлив. Весь мир сужается, остаётся лишь их частое дыхание, её огромные глаза и его шёпот. «Ребёнок» – пока только слово, понятное разуму. Но представить, что это реальность, что он станет отцом, что задуманное начинает воплощаться…
Она расслабляется и спрашивает:
- Ты, правда, меня любишь?

Из-за болезни супруги Кучики-тайчо не может часто появляться в своём отряде. Это знают все. Когда он идет по коридору, его шаги спокойны и размеренны. Спешит ли он в поместье, потому что жене пора принимать лекарство, или просто направляется на собрание. Он задумчив, холоден, замкнут. И одинок. Потому, что у главы великого клана нет и не может быть близких друзей.
- Как здоровье Вашей супруги, Кучики-тайчо?
- Благодарю, ей лучше…
Сочувствие излишне. Любопытство оскорбительно.

У Уноханы-тайчо выверенные мягкие жесты. Выверенные мимика и интонация. Она сопереживает вам, испытывает те же чувства – все они в нужном порядке и в нужный момент появляются на её лице. Что она чувствует на самом деле, Бьякуя не может даже представить. Будешь жалеть каждого больного – и скоро врачебная помощь потребуется тебе.
- У Вашей жены больше не будет детей.
- Я знаю. Можно это как-нибудь остановить?
- Вероятность очень невелика…
Последующие слова не имеют значения. Всё уже сказано. Хисана больна. Беременность необходимо прервать – это логично. Ей сообщат, что ребёнка она потеряла – внутреннее кровотечение, сделать ничего было нельзя. Сообщит Унохана-тайчо, лично. Чтобы не возникло никаких сомнений.
Сомнений нет. Хисана кивает, так и не задав ни одного вопроса. Просит оставить её – устала, хочется спать.
Она отказывается видеть мужа. Неделю. Бьякуя рад этой передышке. У него появляется немного времени. Он может успокоиться и понять, как быть дальше.
Когда её выписывают, он почти спокоен. Не винит ни её, ни себя. Она не хотела, чтобы он видел её слезы и пустой взгляд. Он не хотел показывать своего смятения и страха.
То, что он не заметил вовремя… Этого не забыть. Несмотря на слова капитана 4 отряда, что его вины в этом нет. Генсей и обстоятельства смерти нечасто накладывают такой отпечаток на жизнь здесь. Он же не медик соответствующей специальности.
Не медик. Он просто ответственен за женщину, которую создал из той девочки, присмотренной в Руконгае. Он просто, кажется, её любит.
А Хисана кажется прежней. Только похудела, и глаза чуть больше обычного. Улыбка получается чуть смущённой, а когда он берёт её за руку, жена вдруг краснеет. Будто лет, проведённых вместе, не было. В горле пересыхает.
- Как… Как ты себя чувствуешь?
- Благодарю, Бьякуя-сама. Мне лучше. Благодарю.
Взгляд опущен. Говорит медленно, чётко выговаривая каждое слово.

Через несколько дней ему кажется, что надо начинать всё заново. Заново и иначе – тогда он не с того начал. Тогда он её не любил. Тогда ему требовалась здоровая женщина, которая родит ему наследника. Сейчас ему нужна она. Нужно, чтобы ничего не менялось. Чтобы последнего месяца, всех слов Уноханы-тайчо не было.
Вечером в спальне он слышит нервный стук деревянной рамы сёдзи и не выдерживает.
- Что с тобой? Что с тобой все эти дни? Ты боишься меня? Ты думаешь, я сержусь на тебя?
- Со мной? Со мной всё хорошо, Бьякуя-сама.
- Ты даже не смотришь на меня. Мне очень больно от того, что произошло. Я не говорю об этом только потому, что не знаю, как сказать!
Она поднимается, шуршит дорогая ткань кимоно, слишком яркая на его вкус, отвлекающая от её красоты.
- Мне очень жаль. Я огорчила Вас. Я не выполнила своей обязанности. Я…
Взять её за подбородок. Заставить смотреть себе в глаза. Наверное, он сжимает слишком сильно…
- Прекрати.
Где-то в глубине пробуждается холодная острая ярость. И желание. Он старается не думать об этом. Если не достучаться до неё сейчас, другого раза не будет. Он знает себя. Знает, что не повторит этой попытки.
- Прекрати нести бред. Да, я хотел, я очень хотел ребёнка, именно этого ребёнка, от тебя. Но я его ни разу не видел. Я узнал о нём месяц назад. А ты сейчас делаешь вид, будто он мне дороже всего и всех. Дороже тебя.
Её лицо очень близко. Она не пытается вырваться. Пальцы еле улавливают далёкие ускоряющиеся удары сердца. Видеть себя в её глазах. Видеть её впервые – за несколько дней – живой, настоящей, прежней и повзрослевшей.
- Ты, правда, любишь меня? – голос тихий, серьёзный, без положенной вежливой улыбки.

Она целует его, пока он развязывает пояс и снимает домашнее кимоно. Судорожно, чуть истерично, запоминая губами его лицо, перебирает волосы. Почти не шевелится, когда он раздевает её. Только смотрит, сжав губы, изнутри прикусив нижнюю.
Злость, мешаясь со страстью, становится сильнее. Он зол на себя – за все те дни, месяцы, годы, что был рядом и не любил её. Он зол на неё – за всё то, что придумала себе тайком.
У неё густые блестящие волосы, слишком худое тело и очень нежная кожа на плечах. У неё легкий запах цветущей сливы, чуть приторный и свежий одновременно.
Он прижимает её к себе. Целует, быстро, сильно – будто может не успеть, и что-то прервёт его. Сбившаяся простыня складками впивается в колени. Каждый миг живой, яркий, остро настоящий. За окном слышен стук содзу. В глубине дома что-то обсуждают и смеются служанки.
А ему как никогда хочется чувствовать её, касаться – самому, без отдачи. Он перехватывает её руку и заводит за спину, удерживая, лаская большим пальцем тонкое запястье. Гладит затылок и сжимает в кулаке волосы, заставляя запрокинуть голову. Шея, с выступившими косточками, очень белая и слишком хрупкая.
Он целует её: лоб, щёки, губы, подбородок. Она неделю принадлежала только их неродившемуся ребёнку. И потом, когда вернулась, тоже. А она его. Она всё ещё его, чтобы ни говорили в 4 отряде. Он всё может изменить и изменит.
Когда они опускаются на футон, она лишь смотрит и устало улыбается. Порывается обнять, но он удерживает её. Сегодня – именно так.

- Тебе не больно?
Она улыбается, чуть-чуть изогнув губы, приподнимается на локте и целует. Её волосы щекочут шею.
Он почти засыпает, когда она начинает говорить, неподвижная, лежа спиной к нему:
- Ты ведь никогда не умирал, Бьякуя? Я знаю, мы никогда не говорили об этом, но сейчас… Я помню день своей смерти. Нас, детей, в семье было трое. Все девочки. Я – средняя. Старшая, Идзуми, была от первого брака отца. Она была старше меня лет на семь и очень красивой. Это стало заметно ещё в младшей школе. Знаешь, иногда бывает, ребёнок вырастает – и вместе с детством уходит то, что привлекало внимание. С ней было иначе. Она и потом была прекрасна. А потом сошла с ума.
Хисана поворачивается, он чувствует её холодные пальцы на груди и привлекает её ближе.
- Я умерла, когда мне было 17… Идзуми занималась спортом и была намного сильнее меня. Я утонула, Бьякуя. А она держала меня под водой, пока я не перестала дышать, и смотрела, пристально смотрела мне в глаза. Я очень любила её. Очень. Намного сильнее, чем свою младшую, и она это знала… Не понимаю, почему она так со мной.
Он обнимает её, баюкает, гладит по волосам и по узкой спине, что-то шепчет.
Всё сходится. Унохана-тайчо оказалась права.

Весь следующий месяц он, Кучики Бьякуя, счастлив и старательно не думает о будущем. Он делает счастливой свою жену. У него получается. Она часто смеётся. Улыбается даже при взгляде на него, щурясь и чуть-чуть приподнимая брови. Она часто, словно ненароком, касается его.
А потом ей становится хуже. Усиливаются галлюцинации. И уже ни он, ни Унохана ничего не могут сделать. Хисана почти не покидает своей комнаты. Всё реже приходит в себя. Она словно постоянно слышит кого-то и ведёт с ним разговор – то про себя, то вслух.
Он знает, что это начало, и дальше хуже.
С первым снегом, Хисана начинает угасать. Йонбантай-тайчо, поколебавшись, говорит, что, наверное, болезнь забирает очень много сил и является причиной физического недуга. Лекарства от того, что медленно убивает его жену, нет.
Умирает она, когда начинает цвести вишня. Умирает в сознании. С улыбкой глядя на Бьякую, она проводит рукой по его лицу. Он целует её ладонь.
- Ты не спал ночью, милый?
Да. Не спал – у неё ночью был приступ. Но она этого не помнит, а он не будет напоминать о часах, когда её, выматывая, скручивала боль.
- Да. Не спал – много работы.
- Ты совсем себя не жалеешь, – рука скользит его по волосам. – Я сейчас встану, и погуляем по саду, ладно? Я, кажется, давно не гуляла. Я болею и немного ослабла.
В последних словах нет уверенности, но он кивает:
- Да, немного. Но если хочешь… В саду вот-вот расцветёт вишня.
- Как хорошо, - она счастливо жмурится. – И воздух будет пропитан этим запахом, а потом лепестки будут всюду летать, путаясь в волосах, опускаясь в чай.

- Да, милая, всё будет. Обязательно.
Она так и перестаёт дышать – с улыбкой, мечтательно зажмурив глаза. А воздух наполняется ароматом распускающихся цветов.