Арт от brokensocks

[ловец]

на DA аккаунт автора: ссылка

7 картин

чибики

+ 4 мини-додзи

ссылка на запись в жж бьяхис, откуда взят арт
Автор развлекается над мыслью, что Хисана могла выйти за Бьякую из-за денег


ссылка на запись в жж бьяхис, откуда взят арт
Хисана приносит извинения, что она безродна и у неё нет денег, но, она говорит, "надеюсь корзинка беспризорных щенков восполнит все это"


ссылка на запись в жж бьяхис, откуда взят арт
Автор: на тему того, почему шесть детей.. это отдельная история хD


ссылка на запись в жж бьяхис, откуда взят арт
слова тут излишни хD

+ 2 арта с маленькой Рукией от других авторов

Family by ~hakutaku on deviantART
Cherish by ~darkfairy93 on deviantART

@темы: фанарт

---

Додзинси на японском

[ловец]

одна на весь тырнет походу..



Название: Ирония.
Автор: ?.. B8
Персонажи: Бьякуя\Хисана, Рукия
Рейтинг: G
Ссылка: www.mediafire.com

@темы: додзинси

---

Откровение. Любовь моя.

[Тави_Тум]

Здравствуйте, уважаемые обитатели сообщества!
Позвольте и мне внести вклад в общее дело.

Название: Откровение. Любовь моя.
Автор: >Hime<.
Жанр: мелодрама.
Рейтинг: G.
Персонажи: Бьякуя/Хисана.
Размер: мини.
Предупреждения: мысли ГГ – курсивом.
Посвящение: Писалось специально для Panzer_Magier.
Статус: окончен.
Срок написания: 13 - 20/II - 2011 года
Дисклеймер: Кубо Тайто, а я издеваюсь.
Фэндом: Bleach.

Знаешь, этой весной...

"Знаешь, этой весной сакура зацвела слишком рано. Еще вчера холодный ветер немилосердно бил в лицо. А сегодня он утихомирился, поддавшись тихому и плавному танцу полупрозрачных лепестков. Весеннее солнце пока что дарит слишком мало тепла. Но в свете его искрящихся янтарных лучей цветы сакуры выглядят так беззащитно и нежно, что я против воли вспоминаю тебя каждую секунду…”

Они встретились около шести десятков лет назад. Тогда еще не глава клана, и даже не капитан шестого отряда, молодой и вспыльчивый аристократ, и тихая скромная девушка из самого бедного района Руконгая.

В воздухе лишь начинал витать слабый, едва ощутимый, запах весны. Голые мокрые деревья тянули черные ветви к высокому чистому небу, а ноздреватый снег влажно поблескивал в тусклом солнечном свете.

Февраль подходил к концу, и Руконгай, не в пример ухоженному Сейретею, еще не скоро утонул бы в океане цветущей сакуры.

Бьякуя, в очередной раз выкинувший что-то совершенно непозволительное для наследника великого клана, патрулировал 78-й район Руконгая. "Дабы осмыслить содеянное и подумать о своем будущем”, - так сформулировал цель его времяпровождения суровый дед, тогдашний капитан 6-го отряда.
За два с лишним часа бессмысленного хождения по мокрым сугробам и грязным улицам парень успел порядочно загрустить. Само собой, он не собирался просить прощения у Куротсучи. Новый тайчо 12-го отряда и без колкого замечания Бьякуи был осведомлен о своем далеком от привычного человеческого мировоззрении. И, попросту говоря, ему было глубоко наплевать на писк и возню окружающих его людишек, пусть и очень титулованных. Что он, собственно, и не преминул сказать в ответ разъяренному наследнику клана Кучики. И это была вторая причина нежелания Бьякуи думать над своим мини-дебошем.

Решительно заткнув голос совести, с каждой секундой утихавший, парень предпочел отбывать свое наказание в немом одиночестве.

"Кто бы мог подумать, что в тот последний день февраля, ветреный и промозглый, я встречу цветущую сакуру в этом Богом забытом месте? Кто бы мог подумать, что кристально-чистая и нежная душа сможет сохранить свое сияние в окружении воров, убийц и бродяг? Даже в самых надуманных легендах ангелы не выживают в аду. А ты – выжила”.

В тот день он впервые увидел Хисану – свою первую и последнюю любовь. Единственного человека, которому за очень долгое время удалось растрясти закореневшего в своем взрывоопасном состоянии Бьякую.

Закутавшись в потрепанную старенькую шаль, девушка сидела на берегу реки, мурлыкая под нос какую-то песенку и нимало не заботясь о том, что земля мокрая и холодная. Солнце светило ей в лицо, делая тонкий силуэт более четким, а зрение онемевшего от неожиданности Бьякуи расплывчатым и обманчивым. Возможно, было виновато расшалившееся от яркого солнечного света восприятие реальности. А, может, это было на самом деле – кружась по спирали, мягко и плавно, лепестки сакуры опадали с маленького деревца прямо на грязный серый снег…

Ночью Бьякуя долго не мог уснуть – ворочался и крутился с боку на бок, не в силах выбить из головы толи привидевшуюся, а толи реальную девушку. Он так и не сказал ей ни слова – все стоял позади, раскрыв рот, утонув в переливах нежного голоса, забывшись в водовороте цветущей сакуры. А потом, закончив петь и заметив незваного слушателя, она куда-то убежала, тихонько смеясь и краснея. А Бьякуя так и остался стоять на берегу сразу ставшей мутной и неприветливой реки.

Позже он узнал, что ее зовут Хисана, что глаза у нее темно-серые, как кора влажной после весеннего дождя вишни, и светятся они непонятным загадочно-грустным светом, стоит лепесткам цветущей сакуры начать кружиться на ветру.

Они мало говорили в те моменты, когда Бьякуя снова приходил на берег реки. Он предпочитал просто сидеть рядом, слушая серебристые переливы нежного голоса. А Хисану не интересовала другая информация, кроме его имени. Иногда она прекращала петь и ловила тонкими пальчиками искрящиеся охапки лепестков. И обращалась к нему, по-настоящему счастливая, удивленно-радостная: "Господин Бьякуя, посмотрите, какая красота!”

Но для Бьякуи не существовало иной красоты кроме ее сияющих волшебным светом глаз и улыбки.

"Непонятным образом ты больше других времен года любила раннюю весну. Природа только начинала просыпаться, с каждым днем все охотнее сбрасывая с себя морозные объятия суровой зимы. Ты радовалась каждому лучику солнца, каждой новой минутке светового дня, каждому распустившемуся цветку сакуры. И совершенно не замечала, что это всеобщее пробуждение и торжество жизни омрачается смертью. Повинуясь негласному закону, установленному за долгие тысячелетия жизни, лепестки сакуры опадали с деревьев, чтобы погибнуть на холодной земле в лучах ослепительного солнца…”

- Господин Бьякуя, о чем вы думаете? – впервые за несколько месяцев она обратилась к нему с прямым вопросом. Весна уже давно минула. Стояла середина лета – томно-жаркого, укутанного по ночам в тягучий бархатистый синий сумрак, расцвеченного таким близким в это время года светом золотистых звезд.

Река перестала быть серой, утратила свою весеннюю невзрачность. Игривые волны стремительно убегали куда-то вдаль, становясь искристо-изумрудными в лучах вечернего солнца.

Хрупкая фигурка Хисаны больше не была скрыта бесформенной серой шалью. Светло-лиловое кимоно делало ее божественно воздушной, эфемерной, нереальной.

Бьякуя не сводил с нее глаз, вновь отдыхая душой после фамильных скандалов и разборок. Он не видел девушку с неделю – и теперь слов не находил, чтобы сказать ей о причинах своего отсутствия.

Дед, наверное, до сих пор сидит в своих покоях, закрывшись ото всех. Или же нещадно гоняет любимый шестой отряд на тренировочной площадке. А все остальные сородичи-аристократы трясутся в приступах праведного гнева.

Вчера единственный наследник и будущий глава клана Кучики объявил о своем намерении жениться.

"Это было непростительно глупо – поставить на ноги весь клан даже не узнав, а захочешь ли ты стать моей женой. Но было бы вдвойне больно получить твое согласие, а после этого наткнуться на стену неприступного отказа со стороны надменных родственников”.

Свадьба Кучики Бьякуи на простолюдинке стала причиной долгих и громких скандалов как внутри клана, так и за его пределами. Но ему не было дела до слухов и пересудов. Когда он обнимал мучительно краснеющую Хисану и зарывался лицом в шелковистые, терпко пахнущие спелой вишней темно-каштановые волосы жены, во всем мире нельзя было найти человека счастливее него.

"Ты никогда не называла меня по имени – только лишь "господин Бьякуя”. Краснела от моих поцелуев даже спустя несколько лет после свадьбы. И, конечно же, не догадывалась, как на меня действует твое смущение, твои горящие противоречивым огнем глаза и сладко припухшие губы. Ты не вырывалась из моих объятий, когда понимала, что я не смогу остановиться – лишь прижималась прохладным лбом к моей груди и тихо шептала: "Господин Бьякуя, прошу вас, подождите немного… До вечера…”

Казалось, что человек столь обеспеченный во всех отношениях, как Бьякуя, вряд ли сможет познать вкус настоящего счастья. Пресытившимся материально не до духовных высот. Наверное, эта встреча была не только подарком, но и уроком Судьбы. Увидев свет любящих глаз, познав томительные мгновения ослепительных лунных ночей, впервые отдавшись кому-то без остатка, Бьякуя наконец-то понял, что это такое – счастье. В столько коротком слове заключалось на удивление много.

Цветущая сакура весной – и нежные губы Хисаны, мягкие и податливые его порою таким несдержанным поцелуям. Светлые короткие летние ночи – и чистый голосок его жены, вторящий в унисон с пением соловья. Золотые осенние листопады – и кружка горячего чая с корицей, принесенного ею на их любимую веранду. Вьюжные зимние вечера – и созвучные им нескончаемые мгновения, проведенные с Хисаной возле горящего камина, под далекие завывания ветра, заглушаемого счастливым робким смехом девушки.

И это была лишь малая часть тех восхитительных чувств, что рождались в душе Бьякуи каждый день, начиная с той незабываемой встречи ранней весной на берегу грязной руконгайской речушки…

"Пять лет пролетели как чудесный сон. Единственное, что греет мою душу все прошедшее с той весны время – это осознание того, что ты была со мной счастлива не меньше, чем я с тобой. Хотя, верится слабо. Ты была так великодушна, любовь моя, что могла немного преувеличить, лишь бы не огорчить меня…
Помнишь, той весной сакура зацвела особенно рано. Ты радовалась как дитя, просидев в саду целый день и восторженно любуясь еще редкими распустившимися цветами. А на следующее утро тебе неожиданно стало плохо, и я нашел тебя лежащей на полу веранды. Больше ты не вставала…”

Так сложилось, что истинное взросление чаще всего идет рука об руку с болью. И приходит к каждому в свое, урочное время. Равно как и счастье.

Познавший в первую очередь счастье особенно тяжело воспримет неумолимую власть смерти и тягостную ношу боли.

Привыкший к горю и несчастьям будет особенно ценить каждую секунду мира, покоя и любви.

Пять лет рая обернулись для Бьякуи не одним десятком лет беспроглядной тьмы и отчаянного непонимания себя.

Выросшая в горе и страхе Хисана, получившая в награду за свои страдания пять лет ослепительного солнечного счастья и неземной любви, приняла свою смерть без ропота.

Несмотря на столь поразительное слияние в одно целое они все равно остались самими собой. И потому Бьякуя долго не мог понять, что хорошего видит его жена в прощальном танце опадающих лепестком сакуры. А Хисана просто восхищалась тем, как жизнь до последнего не желает сдаваться, как победно сверкают лепестки отцветающей вишни на холодном тающем мартовском снегу.

"Ты ушла очень тихо. Еще секунду назад ты со счастливой улыбкой на устах благодарила меня. А я не мог найти слов, чтобы сказать что-то в ответ. Ведь не ты, а я был обязан тебе всем, что имел. Ты впервые назвала меня просто по имени, без титулов и уважительных суффиксов. Твой дрожащий голосок и счастливо сверкающие в ареоле слез глаза никогда не сотрутся из моей памяти.
- Пожалуйста, не плачьте, мой господин…
Даже в минуты ночных откровений и ослепительных признаний ты не обращалась ко мне с такой головокружительной нежностью: "Бьякуя, любовь моя…”
Прощай, любовь моя…”

С каждым днем сакура цвела все пышнее и пышнее.

А боль в груди становилась все сильнее, все мучительнее.

Бьякуя не находил себе места – сердце болело без перерыва, обливаясь жгучими кровавыми слезами, душа заходилась в немом отчаянном крике.

Когда стало особенно невыносимо, когда начало казаться, что проще умереть, чем продолжать такую жизнь, Бьякуя вышел в сад, под сень цветущих вишен.

Розовые лепестки кружились в воздухе, медленно, будто бы гипнотизируя.

И вся скопившаяся внутри боль нашла единственно верный выход:

- Цвети, Сенбонзакура!

Тысячные доли духовного клинка разлетелись вокруг него густым розовым облаком. Кружась и отказываясь повиноваться, своенравный Банкай не желал подчиняться, до последнего боролся за право быть главным. Бледное лицо Бьякуи и руки были покрыты сотнями мельчайших кровоточащих порезов. С каждым движением остро отточенные кристаллики входили в его кожу все глубже и глубже.

Это было правильно. Это было необходимо. Физическая боль и азарт борьбы на краткие мгновения давали возможность забыться.

Через месяц Бьякуя стал главой клана Кучики. А еще через полгода - капитаном шестого отряда.

Каждый раз, когда он высвобождал Банкай, его жизнь наполнялась хоть каким-то смыслом.

Эти мерцающие таинственным светом миллионы кристаллических лепестков сакуры подарили ему возможность хоть иногда возвращаться в ту незабываемую руконгайскую весну.

"Порою горечь потери, как и вдохновляющая живительная сила любви, дают возможность сделать шаг вперед.
Обрезав одни крылья, смерть дарит нам другие. Надо лишь найти в себе силы осмыслить и понять это.
Только настоящий ангел мог дать столько всего даже своим уходом.
Только ты, любовь моя, была единственно стоящей вещью в моей пустой жизни избалованного вздорного мальчишки.
Знаешь, Хисана, этой весной сакура зацвела непривычно рано…
Мне уже почти не больно”.

С некоторых пор Кучики Бьякуя начал находить необъяснимую прелесть в прощальном танце опадающих лепестков цветущей вишни.

@темы: фанфики

---

Моё солнце

[Younger Kisuke]

Название: Моё солнце
Автор: Younger Kisuke
Бета: сам себе семпай, ы=)
Пэйринг: Бьякуя/Хисана, совсем крохотный намёк (наверное видный только автору) на Бьякуя/Ренджи
Рейтинг: G
Жанр: ангнст,романс.
Предупреждения: Писалось в довольно странное время, в довольно странном месте, с довольно странными перепутаными мыслями...Вам ещё не расхотелось читать?)
Статус: закончено
Дисклеймер: Отказ. Кубо Тайто - ваши вещи. *отдаёт портреты персонажей*
От автора: Автор понял, что идиот, ибо уже третьи сутки слушает James Blunt и потихотьку сходит с ума...оО вот позавчера автор написал вот это. Вчера он посмотрел мультик "Король лев", поплакал и в 12 часов ночи на всю квартиру завывал "Can you feell the love tonight?" от чего соседи чуть не вызвали милицию...х) в общем ждите ещё один БХ)
Солнце сегодня светло и необычайно весело, лето - самое теплое и самое желанное время года для двух влюбленных.
-Бьякуя-сама, мне щекотно!
Смех переливается цветами солнца, сверкает и лоснится, как шерстка кота, греющегося в саду под кронами мерно шелестящих листвой деревьев.
В спальне главы клана и его жены на удивление шумно. Всё действо это буря эмоций и красок, в которые хочется окунаться снова и снова.
-Нет, Бьякуя-сама!
Девушка слишком счастливо смеётся, хоть и считает, что её супруг просто не выносим. Ну как он может будить мирно спящую девушку таким бесцеремонным образом? Как ему только не стыдно?
А аристократ абсолютно не чувствует себя в чем-то виноватым продолжая щекотать кожу девушки подушечками пальцев и едва касаться губами крохотного ушка.
Для него такие моменты особенно ценны.
Через какое-то время под одеялом становится жарко и Бьякуя откидывает его одним сильным движением. В этот момент Хисана испуганно вскрикивает и пытается нырнуть обратно под нагретое телами одеяло, прячась от назойливого супруга....а он смеётся.
Кто бы мог подумать, что господин Кучики умеет так мягко, так нежно и добро смеяться?
Кто бы видел его в этот момент, такого ленивого, но грациозного и неимоверно надоедливого?
Только она. Только Хисана могла видеть его таким и в какие-то моменты желала от него такого спрятаться, потому что он был слишком хорош. Как нереальный. Почти прозрачный призрак, который исчезнет, стоит только на горизонте замельтешить какой-нибудь важной проблеме связанной с кланом или обязанностями лейтенанта...чтобы снова вернуться в лучах заката и света утра, как сейчас.
В голове Бьякуи даже не возникает мысли, что он давным-давно должен быть на своём лейтенантском посту, писать доклад, регулировать дальнейшие действия клана...плевать, плевать и ещё раз смачно так плевать, когда рядом есть кто-то, в ком хочется утонуть.
-Так!...хахах...Бьякуя-сама! Хватит, Бьякуя-сама!
В последние пять минут крики Хисаны кажутся почти умоляющими, но всё с тем же смехом, со слезами, выступившими на глазах. Довёл, довел, чертов призрак до слёз! А ведь как тепло от этого на душе...
Ветер весьма недовольно шелестит кроной деревьев и бьёт в приоткрытые сёдзи. Наконец веселая пытка прекращается, чтобы началась совсем другая, совсем не смешная, но такая тёплая...
-Бьякуя-сама, но сейчас утро!
-Ты - моё утро, Хисана...
Ладони аристократа очерчивают изгибы маленького тельца, скользя с привычной теплотой и мягкостью, заставляя девушку улыбаться и поддаваться навстречу. Нельзя не заметить в её взгляде недовольство, ведь они ещё никогда не позволяли себе подобной наглости - заняться любовью с самого утра, когда день только-только родился на их глазах. Разумеется, Бьякуя видит это чувство, но не злится, не норовит укусить за ушко, а лишь ластится, выпрашивая маленькую слабость, как домашний питомец просит лакомство у своей хозяйки. А ведь это правда. Хисана - его слабость, его проклятье и самое сладкое лакомство из всех. И ему, Кучики, хочется насладиться им сполна.
Где-то глубоко внутри он точно знает, что это утро когда-нибудь будет отдаваться в его груди желанной теплотой или точно также желанной болью....когда-нибудь, как сейчас....
Свечи горят тускло, они почти израсходовали свои силы, свои стремления и желания. Всё не вечно, даже высохшее дерево понимает это и смотрит на молодые побеги с завистью. Никто не задумывается о том, что рано или поздно всё закончится. Это большая ошибка, и она оказывается где-то далеко в прошлом. Прошлые ошибки похожи на старые шрамы - никогда не заживают, и в какие-то особые моменты начинают жечь. Так и сейчас.
Капитан шестого отряда, Бьякуя Кучики, глава клана Кучики, самый неприступный и самый верный своим принципам синигами сжал холодными пальцами тёмные складки косодэ, пытаясь унять боль самого больного из всех шрамов - сердца. Но кто сказал, что это возможно? Время не лечит боль, время лишь притупляет её до того момента, пока не найдётся лекарство, способное вылечить...Но что делать, когда шрам собственное сердце?
-Хисана...-хриплый выдох прежде чем знакомые пальцы лягут на плечо и некто ещё не совсем понятный хлопнет по плечу.
Наверное, нужно просто ждать рассвет такого же весёлого тёмно-красного солнышка...

@музыка: James Blunt - Goodbye my lover (под неё можете читать)

@темы: фанфики

---

оттенки гордости

[_plohoyaodvokat_]

автор: plohoyaodvokat
бета: нет
пейринг: правильный
жанр: драма
рейтинг: формально - детский
размер: большое мини
саммари: к вопросу о том, знал Он про сестру жены или нет
статус: завершен
дискламер: Кубо-ками-сама
от автора: аффтар извиняется
примечание: первую треть вы могли видеть год назад на блич-нон-кинке. теперь это законченное творение.







...Он уходит с рассветом. Поднимается, несколько невыносимо долгих секунд смотрит в ее закрытые глаза, и наконец бесшумно задвигает за собой седзи.
Она еще несколько минут лежит неподвижно, наблюдая, как теряется вдали белый факел его силы. Потом встает, заворачивается в теплое одеяло и выходит на галерею.

О да, сад поместья Кучики - едва ли не прекраснейшее из всего, что она видела в своей короткой жизни. Она любит эту спокойно-прозрачную красоту - потому что она напоминает о Нем.
Этот сад кажется родней ее мужу, он такой и есть - прекрасный и непонятный.
О, как она хочет понять его, и осмелиться посадить в низинах красные, как кровь, цветы.
Но ей не понять.
Ей, продавшей чужую жизнь за свою, никогда. не понять. Его.
Поступки искупаются лишь поступками. Только бы хватило сил...
Тогда она наконец сможет стать хоть сколько-нибудь достойной Его. Не сгорать от чувства собственной мерзости, глядя в Его глаза.
Сегодня будет длинный день. Сегодня Он не вернется до темноты - а, значит, у нее больше времени.

...Хисана бесшумно идет по северному коридору. Черная форма шинигами и ножны у пояса, и не беда, что в них чужой вакидзаси, который она и в руки-то брать боится.
Она выходит за ворота, и некому узнать любимую жену благороднейшего из богов смерти в рядовом неизвестного отряда, спешащем по своим неинтересным будничным делам.
Она покидает Сейрейтеи и идет на юг.
Когда трущобы становятся смутно знакомыми, солнце уже высоко над горизонтом.
Она понимает, что устала.
Отдохнуть, совсем чуть-чуть... Нет. Нельзя. Нет времени. Может быть, как раз этого мига слабости будет достаточно, чтобы не спасти.
Пошатываясь, она поднимается с рассохшихся деревянных ступеней чьего-то мертвого дома. И натыкается на голодный взгляд плечистого оборванца, появившегося неизвестно откуда.
Она красива. Она очень красива. Настолько, что смеет надеяться, что Он этому рад.
Она берется за рукоять чужого вакидзаси, чтобы не было видно, как трясутся руки.
Оборванец корчит злобную гримасу и испаряется.

...Хисана бродит по запутанным нитям улиц, заглядывает в двери, обходит пьяных и дерущихся, с замиранием сердца ощупывает взглядом пестрые стайки маленьких нищих. Она не хочет вспоминать, что было бы с ней, приди она сюда не в форме шинигами и без оружия.
Почему-то ей кажется, что жизнь вокруг кипит и скалится как-то настороженно.
И еще - что за ней неотступно наблюдают, не приближаясь и не удаляясь, но не спуская глаз...

Заканчиваются самые жаркие часы дня. Солнце начинает клониться к закату.
Пора.
Обратно она идет гораздо медленнее, останавливаясь и отдыхая подолгу, изо всех сил не произнося даже в мыслях - надежды нет, проще полюса земли поменять местами.
Когда она возвращается в поместье, край горизонта уже едва алый.

Она почти падает лицом вниз на шелковые простыни цвета темной крови.
Немного... немного полежать, а потом достать какую-нибудь книгу, чтобы было что сказать Ему, когда Он придет...
Комната плывет перед глазами.


Бабочка садится на руку.
- Тайчо, докладываю: она вернулась.
Бьякуя роняет каплю чернил с пера.
Ставит тушечницу на место, не глядя, и уходит в шунпо прямо с места, чтобы через несколько ударов сердца оказаться у ворот своего дома.
В опустевшей отрядной канцелярии жалобно всхлипывают седзи.

Он неслышно входит в комнату и долго стоит на пороге, любуясь девушкой на постели.
Отменить дежурство в четверг, и патрулирование в пятницу... иначе на третий день домой ее принесут.

Осторожно садится рядом. Накрывает ладонями холодные пальцы.
Сейчас она вдрогнет, зажмурится...
медленно, будто с усилием откроет глаза и улыбнется.

- Как прошел день... Бьякуя-сама?

- Я скучал по твоей улыбке.

______________________________


Новое утро снова приносит надежду.

Черная форма извлечена из-за бесконечных нарядных кимоно. Сам он никогда не дарит их ей; их приносят служанки, а ей не хватает духу сказать ему, что не стоит - ей мучительно стыдно за каждый знак его внимания.
Нет. Она не скажет. Теперь ей страшнее, чем было когда-то. Теперь груз того, что она боится потерять, стал и вовсе невообразимо огромен.
С оружием сложнее. Ей не суждено воплотить свой дзанпакто, но для таких, как она, слабаков есть вполне материальные клинки. И относятся к ним, не воплощенным, совсем не так, как... как ее муж - к Сен-бон-сакуре.
Хисана, оглядываясь, пересекает широкий двор и с трудом отодвигает дверь оружейной.
Сейчас там безлюдно, лишь пылинки танцуют в лучах утреннего солнца. Опоздания на построение ее капитан карает строго.
Она идет, крадучись, между поблескивающими рядами.
В темном углу - тот самый вакидзаси, снова никому не нужный. Она забрала бы его насовсем... но прятать нож за Его подарками - это даже для нее слишком мерзко.
Нужны другие ножны - она почему-то уверена, что чем длиннее меч, тем он страшнее.
Найти подходящие - дело нескольких минут.


Самое сложное и страшное - выбраться наружу. Она не помнит, как решилась в первый раз.
Она покидает дом воротами, которыми пользутся слуги; охраны на них вполовину меньше.

Глубокий вдох... и опять через освещенный двор, быстро, опустив глаза, повторяя про себя - я маленькая, незаметная, неопасная, всего лишь припозднившийся неудачник, которому и так светит хорошая выволочка...

Она успевает сделать лишь два шага за ворота своего нового дома.
- Стой!! Куда идешь?!!

...В караульной темно, тесно и пахнет чем-то знакомым. Боль в руках, заломленных за спину, обостряет чувства.

Ее хватают за волосы, заставляя поднять голову.
- Вот, какой-то шлялся здесь. Имя не называет, отряд тоже.
Жесткие пальцы подцепляют ее за подбородок. Их старший невысок для мужчины, плотно сложен, темноволос. Шрам поперек лица, безжалостные глаза.
- Да это же девка, идиоты.
- Девка?? Еще интереснее! Рассказывай, кто? откуда? какой отряд?
Она вскрикивает - рука в волосах сжимается еще сильнее.
- А она красииивая...
- Так. Руки придержите! Забыли, где находитесь?
Она молчит. Паника подрубает колени.
Все... теперь точно все. Она уже достаточно очернила его честь.
"Новая жена светлейшего князя сбегает из дома, только он за порог".
- Ну так будешь говорить, красотка?
Она молчит.

Охрану к ней не приставляют, как к неопасной - без воплощенного меча; просто запирают решетку.
Но ей страшнее, чем приговоренному перед казнью.
Скоро стемнеет... он вернется домой, не найдет там ее - впервые, слуги ничего не смогут сказать... Что он сделает? Когда начнет ее искать? И начнет ли? Начнет. Она нужна ему... он. любит. ее. он. сам. так. сказал.
Но когда он узнает...
Она полгода предавала его доверие - потому что не могла иначе?!
Он подарил ей самое большое счастье, что есть на свете.
Чем же она платит ему за любовь?
- Прости, прости... прости меня...

Слезы быстро выпивают тепло, которого и так не хватает, и паром повисают в воздухе.


...Когда за ней приходят, холод успевает довести ее до состояния странного отупения.
Двое берут ее под руки и тащат куда-то, третий почти бежит впереди, раздвигая двери.
В одной из множества одинаковых комнат они отпускают ее и исчезают как тени.
И только сейчас она понимает, что белоснежный факел его силы здесь, совсем близко, за этими седзи, расписанными цветущей сакурой.

До этого был не-страх.
Ужас скручивает внутренности в тугой комок. .
С тихим всхлипом двери раздвигаются.
Он молча смотрит на нее.
Страшный, как... как бог смерти.

Они молчат долго.
Она знает, что он не нарушит молчание первым. Но только рот ее открывается для задушенного "прости", он в два шага преодолевает разделяющее их расстояние и говорит тихо и яростно:
- Полгода я надеялся, что ты расскажешь мне сама. Что я должен сделать _еще_, чтобы ты поняла, что мне не все равно, куда и зачем моя жена тайно уходит переодетая и с оружием? Казнить тех, кто сегодня не дождался тебя снаружи? я сделаю это!!

Последний удар.
Он знал. Он знал и молчал. Он. все. это. время. знал.
Когда мера стыда исчерпана - нужно искать себе оправдания, иначе легко сойти с ума.
У нее есть, есть оправдание, просто его очень сложно облечь в слова.
- Не надо! У меня тоже есть гордость. Я сделаю это ради себя, иначе...

Он понимает... он прекрасно понимает, чем вызвана пауза.
Ками... что она наделала?!
Он вскидывает руки, будто намереваясь схватить ее за плечи... роняет, отступает на шаг. Алмазная броня хладнокровия снова крепка.
Ровно, глухо, равнодушно:
- Хорошо. Решай, кто тебе нужен больше - я или эта девчонка.

Отворачивается и исчезает.

_______________________________


Она не видит его день... два... неделю...
Дни проходят в горячечном бреду; кто-то безликий меняет компрессы.
Приступы жара сменяются часами просветления; она предпочла бы первое.
Она вспоминает успокаивающую прохладу его рук и радость, смешанную со стыдом, когда он оставался с ней больною, отменяя дела. Как он садился рядом вполоборота, и спрашивал, и слушал ее сбивчивые речи не перебивая, и можно было отложить на завтра выбор - изменить ему или себе. Как он любил ее... и она зажмуривается, и кусает костяшки пальцев, чтобы забыть, чтобы не сметь вспоминать, как он тоже был человеком.

На исходе второй недели она не выдерживает.

Двое стражей, увидев ее, кланяются и отступают в темноту.
Это хорошо - значит, Он не приказывал никого не пускать к себе.
За дверьми его спальни - синие предрассветные сумерки.

Она тихонько отодвигает фусума, уверенная, что он проснется. Но он спит.
Она проскальзывает внутрь, закрывает, снова обмирая от тихого шелеста, и садится у входа.
Она любит смотреть, как он спит.
Текут минуты. Бешено колотящееся сердце начинает успокаиваться, и накатывает дурнота.
Она прижимает пальцы к вискам и закрывает глаза, пытаясь остановить головокружение.
А когда открывает... беззвучно вскрикивает и вздрагивает всем телом.
Он полулежит, опираясь на локоть, и смотрит на нее.
Внимательный, непонятный, страшный взгляд.
- Ты выбрала.
Не вопрос - утверждение.
Он бывает и жестоким, бог ее смерти.
- Я люблю тебя...
Она качает головой и бессильно прячет лицо в ладонях.

Несколько мучительных мгновений, и он сбрасывает тонкое одеяло, встает... садится рядом и мягко отводит ее руки в стороны.
- Посмотри на меня.
Она поднимает голову и замирает, не дыша, глядя ему куда-то в шею, каждым нервом чувствуя его чуть теплые пальцы на своих запястьях.
Посмотреть в глаза - как последний шаг на эшафот.
- Я послал бы сотню воинов в эти трущобы - ты должна была лишь попросить. Но ты молчала.

...А в его голосе - тоска.
И утекает как вода в песок все надуманное за долгие дни одиночества, и остается только - он, настоящий, здесь, рядом, ровно бьющееся сердце такого одинокого без нее бога.

Пока счастье быть рядом, как предназначено им обоим, затмевает все другое, она будет извиняться лишь за несовершенство своей половинки целого.
И она знает, что он поймет.

- Это не вопрос выбора, кои - шепчет она. Это - то, что я должна совершить сама, для себя, не могу не, иначе...
Он наклоняется к ее лицу, резко, порывисто, пытается заглянуть в глаза, но они закрыты.
Она еще не закончила.
- Что? Иначе - что?
- Я никогда не смогу встать рядом с тобой. Если зачеркну прошлое, не исправив, стану ничем не лучше, чем думают обо мне.
Ее руки дрожат в его ладонях, обжигаемые теплом, которого она недостойна; но она не пытается вырваться и впитывает его, как лекарство.
Он замирает на миг.
Потом привлекает к себе и шепчет в макушку:
- Думать об этом... не смей хоть ненадолго...


Она не знает, что сказала ему добрая женщина-врач в самый светлый день ее жизни.
Она не знает, что ему относительно легко позволили жениться.
Она не знает, что жить ей осталось четыре года и шесть с половиной месяцев...

@темы: фанфики

---

Додзинси

[Я Фосса]

публикуется с позволения  L N A:
Irony
Название: Irony
Автор: ?
Пейринг: Byakuya x Hisana
Рейтинг: G
Язык: японский
Дисклеймер: все персонажи принадлежат их создателю
Разрешение: разрешения нету

---

клип: "Навсегда"

[_plohoyaodvokat_]

автор [J]GwaeLin[/J]

@темы: клипы

---

админским произволом сообщаю

[_plohoyaodvokat_]

у любимого сообщества потрясающий новый дизайн благодаря  Delvirta. говорим спасибо!
также объявляется благодарность  Эллана Найт и  Matsukiga за волшебный пинок и помощь соответственно

обновлены ссылки в эпиграфе и приведен в порядок список тегов, а еще благодаря  Delvirta у нас стало на два замечательных баннера больше.

<a href="http://www.diary.ru/~ByaHisa/" target=_blank><img src="http://static.diary.ru/userdir/1/6/4/6/1646593/62793510.jpg"></a>

<a href="http://www.diary.ru/~ByaHisa/" target=_blank><img src="http://static.diary.ru/userdir/1/6/4/6/1646593/62793513.jpg"></a>

---

Давайте еще дозу арта, что ли)))

[Pixie.]

Поскребла по сусекам у себя, решила все в сообщество принести))
И за часть арта спасибо GinAs

Художники: разные
Рейтинг: G-PG-13
Пейринг: Бьякуя/Хисана, разумеется))
Жанры: разные)
Весь арт принадлежит художникам, а косплей косплеерам


Byakuya and Hisana by ~misjake on deviantART

Kiss Me by ~darkangelatem on deviantART













А это свежее с Пиксива:

@темы: фанарт

---

Сделал - выложил. А то, что-то подзабросил я этот пейринг, мда...

[~Lord Deniaseill~]

перевод песни

Она была апрельским небом,
В её глазах горел свет утренней зари.
Дочь света, сияющая звезда,
В её сердце разгоралось пламя.
Ярчайший день и таянье снегов,
Мороз, пробирающий до костей,
Октябрь и апрель…

Он был морозным небом
В октябрьской ночи.
Темнейшая туча в грозовом фронте
Проливалась дождём из его сердца…
Самый холодный снег, самый ледяной мороз,
Разрывал его волю.
Октябрь и апрель…

Словно любовь и ненависть,
Вдали от всего мира.
Эта роковая любовь была ядом с самого начала.
Словно свет и тьма,
Вдали от всего мира.
Эта роковая любовь была ядом с самого начала…

Мы походили на заряженные пистолеты,
И мы отдали свои жизни…

Мы были словно любовь и незавершённость,
Стремящиеся слиться.

Последний свет,
Последний трепет.
Любовь и смерть были едины.
Октябрь и апрель…

Любовь и ненависть,
Вдали от всего мира.
Свет и тьма,
Вдали от всего мира…

Октябрь и апрель,
Октябрь и апрель,
Октябрь и апрель…

@музыка: The_Rasmus_Feat_Anette_Olzon_-_October_And_April

@настроение: меланхолия

@темы: клипы

---

Клип: "Ghost of a Rose"

[_plohoyaodvokat_]

в любом случае, клип достойный и здесь его не было=)

@темы: клипы

---

Еще арта? ;)

[Pixie.]

Раз у нас пока затишье с фиками, будем бороться с тишиной артом!
Источники: Девиантарт и Пиксив
Весь арт принадлежит авторам.
Пейринг: Бьякуя/Хисана
Рейтинг: от G до R

Много арта.

Byakuya and Hisana by ~0rockart0 on deviantART

Their Last Spring by ~propensity on deviantART

Hisana by ~aerryi on deviantART

byakuya and hisana by ~fluffy-ninja356 on deviantART

As long as its last -Cover- by ~HachimonTonko on deviantART

"Days of yore..." by ~Kodomo-no-luna on deviantART

A last and impossible wish by ~NiraVancopoulos on deviantART

ByaHisa+Yoru - Moment Col. by ~notepaddoodler on deviantART

Bleach Byakuya and Hisana by ~AkidaSoren on deviantART

Familia Kuchiki by ~Sakurasheila on deviantART




+ MERRY CHRISTMAS + 2009 by ~Drawingirl18 on deviantART

Too Late by ~N-xinyi on deviantART

Wrap My World Around You by ~lanithanai on deviantART

Sideways Cover by =F1yMordecai on deviantART

Always with You by *wendelin-gisela on deviantART

Husband and Wife Colored by ~Muezac on deviantART

.: A Moment :. ByakuyaxHisana by ~Kuriguri on deviantART

@темы: фанарт

---

"Весна на двоих", главы 1-4

[Pixie.]

Название: Весна на двоих
Фандом: Bleach
Автор: Pixie.
Бета: bezjalosny_fossy
Гамма для 4-ой главы: FanOldie-kun
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Бьякуя/Хисана, также пробегают каноничные и новые персонажи
Жанр: Romance/Drama
Диклаймер: Все принадлежит Кубо Тайту-сама, я не претендую)

Саммари: Очередной вариант истории о сейрейтейском князе и руконгайской нищенке))

Благодарности: огромнейшая благодарность bezjalosny_fossy за беттинг, а также Изиту за неоценимую помощь с обоснуями, тапки и поддержкой, Чероки Иче и crazy belka28 за веру в автора))

Комментарии:
1. Данный фик - приквел к моему фику "К Луне звезда укажет путь". События начинаются сразу после описанного в третьей главе знакомства Бьякуи и Хисаны. Читать "Луну" полностью не обязательно, можно прочитать только третью главу. Сделать это можно здесь или здесь.
2. Для тех, кто читать главу не хочет, краткое содержание Лейтенант шестого отряда и молодой глава клана Кучики, Кучики Бьякуя, во время патруля в Инузури спасает девушку от Пустого. Эта встреча меняет многое не только для Хисаны, но и для князя Кучики, так как он возвращается в Руконгай, чтобы снова увидеть ее.
3. Как всегда традиционные ворнинги: флафф и штампы.
4. "Князь", как альтернативное название для титула Бьякуи, взято у уважаемого Герра Каплея. Это слово является правомерным синонимом для "глава клана", так как князь по определению – это глава феодального монархического государства или отдельного политического образования (удельный князь), представитель феодальной аристократии (с).

Размещение: без разрешения нельзя!

Размер: миди

Статус: Закончен

Еще благодарности: Уважаемой FanOldie-kun за гамминг и ценные советы)) А также Герру Каплею и Чероки Иче за "онивабан"))

Замечательная crazy belka28 сделала мне такой коллаж к "Весне"
crazy belka28, спасибо тебе огромное!

Глава 1.

Глава 1. Чужой дом

В последние районы Руконгая Бьякуя выбирался нечасто - только в патрули, выпадавшие несколько раз в году. Да и что могло бы заставить молодого главу клана Кучики бывать в этих краях, о которых и боги, кажется, позабыли, чаще, чем необходимо по долгу службы? Однако судьба, как известно, способна вмешиваться в жизни как простых людей, так и высокородных аристократов. Для нее происхождение не значит ровным счетом ничего. И потому случай, произошедший во время последнего патруля в Инузури, когда лейтенант Кучики спас от Пустого девушку, повлиял не только на маленькую руконгайку.

В тот год у Бьякуи было две осени. Одна - привычная, сейрейтейская, с ее радующим глаз золотом листьев, установкой в поместье седзи на зиму, традиционными фестивалями, составлением отрядных планов на следующий год. Но была и вторая - чуждая, руконгайская, с ледяными ветрами, заплатами на сломанных фусума, воем ветра и стонами замерзающих от холода нищих. Такой осени Бьякуя прежде не знал, привыкнуть к ней было трудно, особенно если знать, что где-то в этом равнодушном холоде жила Хисана.

Что бы ни делал Кучики – работал с бумагами, проводил смотр отряда, принимал гостей из других кланов - в мыслях он то и дело возвращался в Руконгай, к спасенной им девушке. Бьякуя виделся с ней уже несколько раз, но, хоть и понимал, что не отдаст Хисану этой жестокой осени, пока не знал, как именно он собирается сделать это.

Необходимое решение пришло только на пятую встречу. Признаться, Бьякуя заранее не собирался делать что-то подобное. Однако он слишком хорошо понимал, что момент, когда решать все же придется, вот-вот настанет. С Хисаной они виделись раз в несколько дней, все время в людных местах, вроде маленьких чайных. В Руконгае вообще было трудно найти спокойное место, где тепло, никто не потревожит и при этом достаточно безопасно. Кроме того, Хисана голодала и мерзла. Она никогда не говорила об этом и не жаловалась, но Кучики не был слепым, и потому при каждой встрече заказывал для девушки лучшее, что было в тех грязных забегаловках, которые осмеливались именоваться "чайными".

Это были странные свидания, их и свиданиями-то нельзя было назвать. Бьякуя просто чувствовал, что не может не пойти в Инузури, потому что знал - Хисана будет ждать его, потому что он и сам хотел видеть ее. Чтобы сидеть напротив девушки на низкой скамейке и зачастую просто молчать. Хисана была из тех редких людей, с которыми молчание летним ветерком ласкает душу, лепестками сакуры касается замершего в ожидании сердца. И губы уже готовы сложиться в улыбку в ответ на нежность, которой светится каждый взгляд девушки (и где она в этом проклятом мире находит силы на такие хрупкие эмоции?), и лишь в последний момент Кучики каждый раз одергивал себя.

Бьякуя без Гинпаку и кенсейкана - в Инузури он становился просто лейтенантом-шинигами. Впрочем, для Хисаны он уже не "господин шинигами, а "господин Кучики". Именно поэтому она каждый раз переживала, смущалась, но все равно тепло улыбалась. И никогда не спрашивала, зачем Бьякуя приходит каждый раз к месту их первой встречи. Она просто приходила туда сама. А ведь Хисане было, чему удивляться - сам молодой глава клана Кучики сидел напротив нее, хотя почти ничего не говорил, а только смотрел. Под тяжелым взглядом Бьякуи, ставшим за два года княжества привычным для его окружения, неловкость ощущали даже некоторые капитаны, что уж говорить про маленькую руконгайскую нищенку. И все же она приходила, а Кучики грела мысль о том, что Хисана видится с ним не из-за тарелки супа.

В тот вечер все начиналось, как обычно. Хисана сидела, опустив глаза, только изредка посматривала на Бьякую и тут же вновь прятала взгляд. Тихо отвечала на пустяковые вопросы, смысла которых Кучики и сам не понимал. Когда девушка подняла руку, чтобы поправить сползшую накидку, широкий рукав кимоно скользнул вниз, и Бьякуя увидел большой темный синяк и уже чуть подживший кровоподтек. Девушка тут же прикрыла руку, но Кучики сжал зубы.

- Что это?

- Простите, Кучики-сама, - Хисана сжалась, натягивая рукав как можно ниже.

- Кто это сделал? - он не повысил голоса, но девушка опустила плечи и задрожала.

- Никто, Кучики-сама... - еле слышно проговорила она. - Я... Я просто упала...

А сама боялась поднять голову. Лгать главе клана осмеливались немногие, и едва ли нашелся бы наглец, который лгал бы, глядя в лицо. Кучики встал, ведомый тут же вспыхнувшим гневом. Он и сам не знал, что собирается делать, но одно знал точно - тот, кто посмел тронуть Хисану, заслуживает смерти, и Бьякуя не пожалеет удара Сенбонзакурой даже для руконгайской швали.

Резкое движение напугало Хисану, и она закрылась рукой. Решила, что Кучики выместит гнев на ней? Бьякуе еще никогда так остро не хотелось разнести к меносам проклятый Инузури, похоронить его в волнах острых лепестков, превратить в пыль, в прах, в ничто. И только тогда, быть может, станет спокойнее. Бьякуя с запоздалым ужасом вспомнил о том, что в последних районах Руконгая женщины часто предлагают себя за деньги, или их насильно продают в публичные дома. А то и просто пользуются девушками, которые не могут дать отпор. Он почему-то прежде никогда не думал о том, что кто-то может обидеть Хисану, хотя сам же во вторую их встречу закрыл девушку от какого-то отвратительного субъекта.

Взор на миг застелила алая пелена ярости, и шинигами усилием воли заставил себя отвести руку от меча. Никто. Больше никто не посмеет обидеть Хисану. Потому что он, Кучики Бьякуя, не позволит.

- Идем, - бросил он. Вышло резко и даже немного угрожающе, но девушка послушалась. Вскочила, глядя большими, полными испуга глазами на побледневшего аристократа.

На улице было холодно. Тусклый желтый фонарь возле покосившейся вывески не мог справиться с густой осенней темнотой. Ветер гнал по земле пожухлые листья, мелкие ветки и мусор. В окружающих строениях, которые язык не поворачивался назвать домами, было темно, лишь далеко, в конце улицы горел свет за хлипкими залатанными седзи. Оставлять здесь Хисану было нельзя. Девушка была слаба здоровьем, в Инузури ей не продержаться до конца зимы. И пускай отец никогда не согласился бы с таким безрассудством сына, Бьякуе хотелось верить, что дед, возможно, сумел бы понять его или хотя бы простить. Не умел молодой Кучики оставлять в беде тех, кто стал ему дорог. Не научился пока тонкому искусству настоящего равнодушия, да и научится ли когда-нибудь?

Хисана только тихо вскрикнула, когда Бьякуя подвел ее к рикше, стоящей неподалеку, усадил на мягкое сидение и сам сел напротив.

- Что вы делаете, Кучики-сама? - испуганно спросила девушка, забиваясь на самый край скамьи и затравленно глядя на Кучики.

- Не бойся, - Бьякуя сумел подавить в себе желание взять ее за руку, чтобы успокоить. - Я же говорил, что не причиню тебе вреда.

Хисана кивнула, но смотрела по-прежнему со страхом, и до конца пути никто не произнес ни слова.

Поместье встретило Бьякую мокрыми досками энгавы, и таби не спасали от поднимающегося к лодыжкам холода. Кучики не видел лица Хисаны, пока они шли по уснувшему саду, мимо пруда с карпами и бонсая. Ему очень хотелось обернуться, хотя страх девушки чувствовался очень явственно, и Бьякуе казалось, что он слышит, как быстро колотится ее сердце - будто у певчей пташки. В детстве он держал в руках соловья с перебитым крылом, и почему-то запомнилось только щекочущее пальцы биение маленького сердечка и страх, что оно не выдержит такого трепета и разорвется. Кучики усилием воли отогнал от себя эти мысли. Соловей умер тогда, да и не время сейчас размышлять о птицах, когда только что совершил поступок, за который родители осудили бы тебя и непременно холодно напомнили бы о долге. Вот только Бьякуе не хотелось думать о долге, когда он вспоминал синяк на руке Хисаны.

- Кучики-сама, - пожилой слуга поклонился, не решаясь поднять чочин повыше, чтобы посмотреть на хозяина.

Бьякуя вывел вперед замершую Хисану.

- Это моя гостья, Юки, - бесстрастно проговорил он. - Приготовь для нее комнату и позови ко мне Такуми.

- Да, Кучики-сама, - удивления в голосе слуги не было слышно, - сразу заметно, что Юки прошел школу служения у отца Бьякуи, о жестокости которого ходили легенды, впрочем, не слишком преувеличивающие правду. Сплетни будут обсуждаться позже, в другом месте и шепотом.

Кучики оставил Хисану на попечение Юки и пошел по коридору в другую часть поместья. Возможно, это было малодушно - бросить девушку в чужом для нее месте, но Бьякуе нужно было самому разобраться в случившемся. Ох, не зря дедушка Гинрей часто корил внука за импульсивность, а отец выбивал из него эту импульсивность самыми жесткими методами. Где же теперь их уроки, когда от одного взгляда на Хисану Бьякуя теряет годами созидаемое спокойствие?

* * *

Хисана проснулась от того, что проникший сквозь бумагу на седзи солнечный зайчик защекотал веки ярким светом. Девушка перевернулась на футоне, удивляясь, что не чувствует холода, ведь в Инузури к утру промерзало до костей все тело. Неужели Фуко-сан все-таки сшила теплое одеяло для Хисаны, как обещала когда-то? Но девушка не помнила, чтобы она брала у доброй женщины одеяло. Да и футон, на котором она сейчас лежала, был слишком мягким, и выбившаяся из дырок солома не колола бок и щеку.

Хисана сжалась под одеялом, укрываясь с головой, и лишь через несколько минут осторожно выглянула наружу. Она вспомнила о том, что произошло вчера.

Господин Кучики привел ее в свое поместье.

Внутри все тут же перевернулось от накатившего страха. Зачем, зачем князь Кучики сделал это? Хисана терялась в догадках. Она знала, что аристократы могут позволить себе всякие причуды и вольности, которые, впрочем, не должны уронить честь клана. Встречи с нищенкой из Инузури, видимо, подходили на роль достаточно безобидных странностей. До вчерашнего вечера девушка не тешила себя иллюзиями - Кучики приходил из любопытства или простой жалости, которая, как Хисана успела убедиться, не чужда холодному аристократу. И оттого перед каждой встречей готовилась к тому, что князь не придет, и намеренно разбивала собственные надежды и глупые мечты. Но воспоминания о каждом вечере, проведенном с господином Кучики, девушка бережно складывала в потаенный уголок в памяти, чтобы потом вспоминать иногда, в самое тяжелое время. И никак не могла избавиться от глупой, ненужной, запретной надежды, что аристократ приходит не только потому, что жалеет ее. Для себя она давно поняла, что не ради сытного ужина мерзнет по вечерам недалеко от старой таверны, ожидая Кучики, чтобы потом, увидев знакомую фигуру в черном кимоно, нерешительно выступить из темноты. Однако даже думать о такой дерзости, как чувства к высокородному князю, было страшно. Для нее судьба приготовила жестокий Инузури, как достойное наказание для той, которая посмела оставить свою сестру.

Случившееся вчера вечером потрясло Хисану до глубины души, до ледяного ужаса. Что задумал князь Кучики? Единственное объяснение, которое могла придумать девушка и которое казалось самым логичным - аристократ решил сделать ее своей любовницей. Это также считалось допустимым, ибо никому в здравом уме и трезвой памяти не пришло бы в голову открыто обсуждать, кого глава клана привел в свою постель. Хисана пока плохо умела читать то, что скрывалось за опасной сталью серых глаз, но не могла припомнить, чтобы там пряталось вожделение. Печаль, покоренные волей эмоции, словно плененный охотниками зверь, чуть заметные отблески надежды на что-то. Но не похоть, ее девушка научилась распознавать за годы, проведенные в одном из самых отдаленных районов Руконгая. Господин Кучики выглядел слишком замкнутым, чтобы связываться с кем попало, но ведь руконгайка из Инузури как раз и относилась к тем, кого нельзя приводить в дом и называть своей гостьей.

Шли минуты, и страх только усиливался, пока Хисана, наконец, не вскочила с футона, растеряно замерев посреди комнаты. Мягкие, скрывающие шаги татами, светлые седзи из самой дорогой бумаги, фусума с нарисованным на них персиковым деревом, сплошь покрытом аппетитными плодами, низкий столик в углу, икебана в токонома. Девушка уже отвыкла от таких больших пространств, где находилась бы только она одна - в семьдесят восьмом районе люди ютились в домишках, отвоевывая себе место на грязном дырявом футоне. Когда-то, в прошлой еще жизни, у Хисаны был свой дом и своя комната с расписными фусума, но то была прошлая жизнь, сон, который быстро рассеялся среди суровой жестокости Инузури.

Хисана огляделась, крепко прижимая к груди одеяло - тонкая юката нисколько не защищала от колючих посторонних взглядов. И, хотя в комнате больше никого не было, Хисане казалось, что само поместье с неодобрением наблюдает за ней, заставляя затравленно оглядываться. Возле футона лежали аккуратно сложенные вещи. Девушка помнила, что ее одежду забрал пожилой слуга по имени Юки, а взамен принес новую. Помнила, как дрожали руки, когда она принимала кимоно из рук слуги, и как Юки понимающе и совсем не насмешливо улыбнулся. Эти воспоминания принесли какое-то подобие успокоения, хотя оставаться в комнате и дальше было невыносимо, и Хисана, быстро набросив теплую фиолетовую накидку, отодвинула седзи и высунула нос на улицу.

Поместье еще не до конца проснулось, и большая старая слива недовольно махнула в сторону девушки веткой с темно-желтыми сморщенными листьями, а таби заскользили на натертых до блеска досках энгавы, словно стремясь скинуть непрошенную гостью на холодную землю сада. Надев варадзи, девушка осторожно ступила в сад. Здесь она чувствовала себя увереннее, хотя дух Кучики ощущался повсюду, и при каждом шаге Хисана поневоле замирала, слушая новую, незнакомую тишину. Не зловещую или предостерегающую – просто чужую, оценивающую и оттого пугающую.

Настороженно оглядываясь по сторонам, Хисана прошла в глубину сада, к небольшой пристройке, где должны были располагаться хозяйственные помещения. Девушка решила, что должна найти какую-то работу по дому, чтобы отблагодарить князя Кучики за доброту. Не важно, какую цель он преследовал, приводя ее сюда, но Хисана не хотела быть для него обузой.

За амадо обнаружилась кухня. Пожилая женщина мыла рис, с ней рядом две молодые девушки чистили рыбу. Увидев Хисану, девушки замерли, поклонились и многозначительно переглянулись. Пожилая женщина тоже поклонилась - низко и с почтением.

- Вы уже встали, Хисана-сан, - проговорила она. - Чего-нибудь желаете?

- Простите, - поклон руконгайки получился испуганным. - Я могу вам чем-нибудь помочь? - Хисана была готова схватить скользкую рыбу, только чтобы занять дрожащие руки. Затылком она ощущала жгучие оценивающие взгляды молоденьких кухарок.

- Что вы, Хисана-сан, - покачала головой женщина. - Вы гостья господина Кучики и не должны заниматься работой.

Хисана совсем смешалась, не представляя, что ей делать дальше. При мысли о возвращении в свою комнату, страх только усилился. Здесь все было чужим, враждебным. Неожиданная гостья не нравилась ни обитателям поместья, ни самому особняку.

Пожилая кухарка верно истолковала замешательство девушки.

- Если вы хотите остаться здесь, я не могу вам отказать, - она приветливо улыбнулась. - Сара, вымой руки и подай гостье чаю, - это относилось к одной из молодых помощниц.

- Спасибо вам… - Хисана запнулась.

- Чинако, - еще раз поклонилась женщина. - Меня зовут Чинако.

- Чинако-сан, - Хисана робко улыбнулась. Напряжение, сковавшее и тело, и душу, потихоньку начало отступать.

Так она и провела день на кухне, боясь лишний раз покидать пристройку, и к вечеру даже смогла отвоевать у приветливой кухарки право нарезать овощи. Однако спокойствие Хисаны растаяло, как легкая утренняя дымка, когда раздвинувшиеся седзи пропустили в помещение хмурого управляющего. Господин Такуми вызывал у Хисаны ужас, хотя видела она его всего один раз, накануне вечером. Он пришел справиться, хорошо ли устроилась гостья. У Такуми была короткая прическа самурая с выбритым лбом, грузное, но явно сильное тело, высокий рост и мутноватые карие глаза. Чем управляющий так пугал ее, девушка понять не могла, в Инузури она видела и более неприятных людей, но этот человек определенно излучал смутную пока угрозу.

- Кучики-сама ждет вас к ужину, - чуть склонил голову в поклоне Такуми, бросив недовольный взгляд на сжавшуюся Хисану.

* * *

Меч вошел в утоптанную землю полигона легко, словно в воду. Бьякуя до сих пор поражался тому, как ловко занпакто ныряет под землю, чтобы через миг прорасти из нее сотней ростков-клинков.

- Банкай.

Это слово все еще было новым, обжигало язык адреналиновой горечью и кружило голову яростным, отчаянным восторгом. Восторгом от ощущения полного единения со своим занпакто, когда душа и дух резонируют в одном порыве - желании победить, защитить свою честь и насладиться радостью заслуженного триумфа.

Выросшие из земли клинки все же заставили Бьякую задержать дыхание, но пугаться своего собственного банкая было недопустимо, поэтому он сосредоточился на связи с Сенбонзакурой и, ощутив, что меч слышит его, легко повел рукой, отдавая приказ:

- Цвети, Сенбонзакура Кагейоши.

Клинки рассыпались на миллионы лезвий, заслонивших розовой пеленой весь окружающий мир. Их было куда больше, чем в шикае, но Бьякую это не смутило. Он решительно направил волну клинков в одну сторону.

Оказалось, однако, что управлять таким количеством лезвий было намного сложнее, чем в шикае. Банкай требовал неимоверных запасов рейацу, и Кучики освободил еще некоторое количество духовной силы. Ему хотелось легко повелевать этой смертоносной армией лепестков, сделать их послушными своей воле. Они с Сенбонзакурой уже достигли той стадии, когда могли понять друг друга с полуслова. Или... Бьякуе так только казалось, потому что банкай начал стремительно выходить из-под контроля, не желая слушать указаний шинигами.

- Хозяин, ты спешишь, - насторожено проговорил в сознании Кучики чуть взволнованный голос Сенбонзакуры. - Я не успеваю за твоими приказами, ты слишком быстро меняешь их.

- Я все контролирую, - холодно отозвался Бьякуя, не желая даже перед своим мечом признавать, что управление лепестками дается ему тяжело. - Мы ведь можем больше, Сенбонзакура, не так ли?

- Хозяин, ты уже на пределе, - беспокойство в голосе занпакто усилилось. - Ты же знаешь, что каждая стадия банкая требует долгих тренировок.

Кучики почувствовал раздражение, не понимая, почему Сенбонзакура так реагирует и пытается учить его. У них не настолько много времени для совершенствования своих навыков, и нужно пользоваться каждой возможностью для этих занятий. В особенности теперь, когда банкай наконец-то достигнут.

Бьякуя сделал рукой круговое движение, чтобы лепестки обогнули его волной, одновременно и закрывая от возможного противника, и атакуя его. Повернулся, избегая напороться спиной на собственный банкай, но тут контроль над мечом все же исчез. Кучики потратил слишком много рейацу, и слаженные движения армады лезвий превратились в хаотичную пляску.

В первый миг Бьякуя отшатнулся, но тут же подавил инстинктивное желание закрыться рукой.

- Сенбонзакура, - позвал он, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Не вышло. - Ты слышишь меня?

Уйти в шунпо или применить кидо против своего меча сейчас означало свести на нет все предыдущие усилия - гордый Сенбонзакура будет оскорблен, хотя и не покажет этого Хозяину. Да и сам Кучики понимал, что в случившемся слишком велика доля его вины.

Первые лепестки ударили по плечу, и Бьякуя все-таки прикрыл лицо.

- Сенбонзакура! - он сконцентрировал рейацу, ощущая, как кожа засветилась белым светом духовной силы, но занпакто по-прежнему молчал. Аристократ отпрянул назад, стараясь избежать новой волны лезвий, но несколько из них уже чиркнули по груди, оставив на форме красные пятна.

- Сенбонзакура! - мысленно позвал Бьякуя снова, уже отчаявшись получить ответ. Еще чуть-чуть, и лезвия заденут беззащитную шею. Погибать от собственного банкая и собственной самонадеянности не хотелось. - Услышь меня!

Лепестки на миг замерли у лица Бьякуи, как будто меч помедлил перед последним ударом. Кучики сжал зубы, готовый принять эту волну, но тут лезвия рухнули вниз, со звоном ударяясь о землю. Темнота рассеялась.

- Хозяин! - Сенбонзакура не скрывал облегчения в голосе. - Ты в порядке? Я не слышал тебя, я потерял все чувства... Хорошо, что ты смог остановить меня... - и добавил смущенно: - Прости меня, Хозяин.

- Я в порядке, - машинально ответил аристократ, прикрывая глаза от кажущегося чересчур ярким солнечного света. Признавать ошибку было тяжело, но Бьякуя не собирался щадить себя. - Прости меня, Сенбонзакура. Я виноват в случившемся, - говорить такое своему мечу было трудно.

- Это наша общая ошибка, Хозяин, - тут же отозвался занпакто, и Бьякуя ощутил легкое виновато-успокаивающее прикосновение рейацу к сознанию.

Кучики пошатнулся. Все же лепестки сумели ранить его не один раз. От теплой крови пальцы стали липкими, и катана вдруг показалась слишком тяжелой.

- Бьякуя! - уверенные руки поддержали лейтенанта, забрали из рук меч, сжали плечи. - Посмотри на меня.

Открывать глаза не слишком хотелось, но пришлось собрать в кулак последние силы и поднять тяжелые веки.

- Укитаке-сенсей... - голос что-то стал совсем хриплым, и в глазах проступили отголоски страха, но капитану тринадцатого отряда можно показать их, да и не осталось у Кучики сил держать лицо. Единственным желанием было упасть прямо на площадке для тренировок и уснуть. Боги, какая же сложная вещь - банкай. Неужели Бьякуя так переоценил свои силы?

- Ты был неосторожен, - мягко укорил ученика Укитаке, помог дойти до ближайшей тени под раскидистым деревом и присесть на траву. - Я вызову четвертый отряд.

- Не нужно, - остановил наставника Кучики, подняв руку. - Раны неглубокие, а я скоро должен быть в поместье. Следует только подождать, пока восстановится рейацу... - говорить слишком долго мешало сорванное дыхание, - и тогда раны затянутся, вы же знаете. Дома мне окажут всю необходимую помощь.

Укитаке неодобрительно покачал головой.

- Бьякуя, ты торопишься с банкаем, - осторожно проговорил он. - Впрочем, все мы совершаем эту ошибку - едва обретая новую силу, тут же стремимся полностью покорить ее себе. Никто из капитанов не избежал этой участи, когда тренировал банкай. Поспешность не поможет, а, напротив, замедлит развитие, разбалансирует вашу связь с занпакто.

Бьякуя опустил голову - и от усталости, и признавая вину.

- На первых порах придется чаще прислушиваться к мечу, ничего не поделаешь, - чуть виновато улыбнулся беловолосый капитан. - Иди вперед медленно, Бьякуя, и только так ты сумеешь пройти этот путь до конца. У тебя очень сложный банкай, я тоже чувствую, что он скрывает в себе множество возможностей, но тебе следует запастись терпением. В следующий раз я буду лучше следить за тобой, чтобы такого не повторилось, - Укитаке говорил и одновременно быстро касался ран ученика целительским кидо.

- Вы тоже прошли через это, Укитаке-сенсей? - спросил Кучики, скрывая дрожащие от перенапряжения руки в широких рукавах.

- Конечно, - в карих глазах заплясали смешинки. - Согьо Но Котовари весьма активны и непоседливы. Пару раз Шунсуй на себе тащил меня к Рецу после наших тайных дополнительных тренировок. Мой занпакто не агрессивен, но порой мог чересчур увлечься, ну и я вместе с ним.

Бьякуя вздохнул. Капитану Укитаке легко говорить о своих тренировках теперь, когда он один из самых сильных шинигами в Готей-13. И все же молодой лейтенант втайне восхищался тем, как легко учитель говорит о своих ошибках.

Укитаке догадался о том, чем расстроен ученик. Рано, ох как рано ушел Гинрей, оставив на юного внука клан. Бьякуя, конечно, не сломается - порода не та, чтобы даже согнуться под грузом долга. Но вот идти одному по нелегкому пути главы самого сильного из сейрейтейских кланов молодому Кучики будет трудно. И хуже всего то, что порывистый Бьякуя, вступивший столь рано на этот путь, может быть надломлен, хотя никогда не признается в этом. Укитаке позволил себе вытереть кровь с бледного лица Кучики. Тот не сопротивлялся. Видимо, тоже помнил, как наставник заботился о нем, когда в детстве Бьякуя так неистово тренировал контроль над рейацу, что у него порой шла носом кровь. Джууширо надеялся, что молодой Кучики помнит и том, как в перерывах между сложными и порой утомительными для ребенка занятиями они играли в прятки или ложились на траву, и Укитаке рассказывал мальчику легенды и сказки, а то и просто описывал то, что их окружало - деревья, облака, цветы, солнце. Любопытный Бьякуя оказался сущим наказанием для окружающих - на свои вопросы он требовал немедленного и подробного ответа. Кажется, только неторопливая речь Джууширо или нахмуренные брови Гинрея могли заставить маленького Кучики хоть недолго посидеть смирно.

Теперь многочасовые собрания Великих кланов Бьякуя высиживал замершей статуей, даже не шелохнувшись, и Укитаке уже давно не видел в серых глазах озорного любопытства, а лишь вежливую заинтересованность.

- Я провожу тебя, - мягко предложил Джууширо поднявшемуся Кучики.

- Не стоит, - спокойно проговорил тот. - Вы тоже устали, сенсей, вам нужно отдохнуть.

Глядя на место, с которого Бьякуя только что ушел в шунпо, Укитаке улыбнулся.

Нет, ему не показалось - ученик не зря спешил домой. Этого смешанного с надеждой тепла во взгляде не подделать, даже если тренироваться много лет.

Джууширо не ошибся. Уставший Бьякуя и сам осознал, что заставило его вернуться в поместье, а не пойти в четвертый отряд.

Хисана. Увидеть ее - лучшее лекарство от любых ран.

* * *

- Кучики-сама? - робкий голос со стороны фусума заставил Бьякую обернуться, оторвавшись от полки с книгами.

- Проходи, - он указал на сервированный на двоих стол. - Садись.

- Благодарю вас, Кучики-сама, - Хисана так и замерла в низком поклоне, только плечи мелко дрожали, и Бьякуя видел, как сильно она сцепила руки. Не хочет, чтобы он заметил, как ей страшно.

- Посмотри на меня, - попросил Кучики и, когда девушка подняла глаза, снова указал ей на шелковую подушку. - Ты хорошо устроилась? Тебе ничего не нужно? Другая комната или еще что-то?

- Нет-нет, вы слишком добры ко мне... - быстро заговорила Хисана, и Бьякуя поднял руку, останавливая ее. Он хотел слышать в тихом голосе не страх и унизительную покорность, они причиняли едва ощутимую тупую боль где-то в груди. Хисана могла быть другой - застенчивой, мягкой, нежной. Неужели с ним она навсегда останется такой - вечно испуганной, сжавшейся, как будто ожидающей удара? Бьякуя не верил, не желал верить, что девушка ведома только страхом перед аристократом. Потому что иначе ему будет слишком больно разочаровываться.

- Возьми, - Кучики протянул Хисане увесистый кошель с деньгами. - Тебе нужна новая одежда. Купи все, что тебе необходимо. Я распорядился, чтобы тебя сопровождали.

При виде кошеля страх в больших глазах девушки превратился в ужас и горькую обреченность. Бьякуя не понимал, чем кожаный мешочек может вызвать такие эмоции, но слушать испуганные благодарности у него больше не было сил. Поэтому он просто положил кошель на татами рядом с Хисаной, когда услышал тихий вздох.

- Вы ранены, Кучики-сама? - девушка смотрела на перевязанную руку князя и вырез его юкаты, где была видна тугая повязка.

- Это неважно, - ответил Бьякуя. Ему действительно не казалось это важным сейчас, хотя он чувствовал, что очень устал.

После тяжелого дня в отряде, где Кучики после смерти деда приходилось тянуть на себе все дела, и неудачной тренировки банкая он был совершенно измотан. Но пришлось пережить еще и утомительный разговор с несколькими внезапно появившимися вассалами. Их тщательно скрываемые намеки давали понять, что кто-то уже донес о появлении в поместье Хисаны. Перечить главе клана почтенные мужи не могли, им оставалось только выразить вежливое удивление и мягко напомнить о желании Гинрея, чтобы клан Кучики всегда процветал. Бьякуя с трудом удержался от резкости, понимая, что пока ему нечего ответить наглецам, ведь сделав этот странный шаг и приведя Хисану домой, он пока не знал, как быть дальше. Оставалось только ждать и держаться.

От осознания необходимости и дальше сражаться с грязными слухами князь чуть заметно поморщился. Это омерзительное занятие - как будто рыться в помойной яме.

- Вам плохо? Кучики-сама, что с вами? - услышал он голос Хисаны и посмотрел на нее.

Из взгляда девушки исчезло столь раздражающее Бьякую затравленное выражение, теперь в нем вспыхивали такие желанные нежность, сочувствие, понимание и еще что-то - глубокое, теплое, мешающее дышать ровно и смотреть спокойно. Такой же она была, когда в Инузури прикладывала платок к ранке на щеке Бьякуи. Хисана потянулась к нему, и он неосознанно потянулся навстречу, желая ощутить ее прикосновение.

- Все хорошо, - проговорил он, надеясь, что не напугает ее. Но девушка отпрянула, а вслед за ней и Бьякуя.

Оба смутились.

Потом был вечер, который князь Кучики помнил лишь отрывками, как отдельные мазки на любимой гравюре. Усталость наваливалась быстро, будто бесчестный соперник, подкравшийся со спины. Хисана заваривала чай - немного неуклюже, обжигая пальцы, но для Бьякуи ее неловкие от волнения движения казались самыми красивыми, изящными и куда более настоящими, чем отточенные движения знатока чайной церемонии.

Он рассказал немного о тренировке. Скупо, без лишних эмоций, но после понимающего взгляда и искренних слов утешения стало легче. Тугая пружина, сжавшая сердце после того, как Бьякуя надел на шею Гинпаку и к нему впервые обратились "князь", чуть отпустила, и он не знал, можно ли радоваться этому или же глава клана обязан идти вперед так, не обращая внимания на причиняющую боль пружину. Но сейчас он надеялся, что может позволить себе открыться кому-то и принять поддержку другого человека.

Хисана тоже что-то рассказывала о своей жизни в Инузури. Что-то спокойное, даже чуточку смешное. Бьякуя слушал ее голос, и прошедший день переставал казаться таким уж неудачным. А ради такого вечера стоило пережить эти бесконечные часы в отряде и на плацу. Кучики понял, что засыпает, когда почувствовал, что ставшая тяжелой голова сама клонится к плечу.

- Вы устали, - ласково проговорила Хисана, растеряно оглянулась и добавила, словно решившись: - Я постелю футон.

Бьякуя позволил уложить себя на расстеленный футон. Сон закрывал глаза, не желая слушать никаких возражений разума. Засыпать в комнате с едва знакомым человеком из Руконгая? Дедушка Гинрей не поверил бы, что его внук, глава клана, может быть так безрассуден. А молодой Кучики просто верил. Не разумом, но сердцем, что это будет самый спокойный его сон за последние два года.

Перед тем, как окончательно уснуть, Бьякуя еще успел подумать, что не ошибся, когда почувствовал робкое прикосновение к волосам.

* * *

Утром Хисана подскочила на футоне, глядя в предрассветный полумрак расширившимися глазами.

Она вчера не искала сестру. Позволила себе поддаться страху перед незнакомым домом, а потом... Потом был ужин с господином Кучики и...

Девушка одернула себя. Нельзя думать об этом. Не ей вспоминать о том, как хорошо может быть рядом с другим человеком, когда одно только его присутствие заставляет сердце биться быстрее.

Хисана встала, медленно оделась, выбрав неприметное серое кимоно и накидку в тон ему. Долго смотрела на лежащий у изголовья футона кошель, потом, решившись, развязала его и достала две монеты. Затем быстро вышла в сад и направилась к заднему двору, где был вход для прислуги. Выскочила на улицу и прошла несколько кварталов прежде, чем подошла к одиноко стоящей повозке.

- Куда направляется госпожа? - спросил, сверкая зубами, рикша.

- В Инузури, - тихо ответила Хисана и показала золотой рё. - На сколько времени этого хватит?

Мужчина присвистнул.

- На неделю поездок в Инузури и обратно, госпожа.

- Хорошо, - кивнула девушка. - Вы сможете отвозить меня туда и обратно?

- За такие деньги все, что вы скажете, госпожа, - ухмыльнулся рикша.

Сидя на жесткой скамье и кутаясь в накидку, Хисана все же позволила воспоминаниям о вчерашнем вечере захватить себя.

Господин Кучики... Думать о нем было стыдно и сладко. Вчера он был таким земным - раненым, не скрывающим своей усталости. Перед ней, руконгайской нищенкой. Входя в покои князя, Хисана все время ждала, что он вот-вот подойдет к ней, спустит юкату с плеч и возьмет то, зачем привел ее в дом. Хисана не хотела верить, что господин Кучики сделает такое, но каждое его движение теперь пугало еще сильнее, чем раньше. Когда князь протянул ей кошель, Хисана сжалась, думая, что вот теперь, когда деньги заплачены, он все же сделает то, что собирался.

Потому почти открытием стало для девушки выражение лица Кучики - не было в нем ни капли страсти или вожделения, только серая мутная усталость. В тот же миг Хисана увидела бинты на руках и груди аристократа и поняла, что не ошиблась в своих тайных надеждах - Кучики не собирался прикасаться к ней. Это не избавляло от вопроса о мотивах главы клана, пустившего под свою крышу человека, которого и в прислугу бы не взяли. Только разве стоит думать об этом, когда господин Кучики сидит так близко и негромко рассказывает о том, как прошел его день? Можно бесконечно слушать его низкий голос, от которого краснеют щеки, и прыгает испуганным зверьком сердце, а потом самой что-то рассказывать в ответ.

Иногда и с ней, Хисаной, могут случаться чудеса, которых она не заслужила. Но когда господин Кучики лег на расстеленный девушкой футон, ей до слез хотелось верить своим глупых надеждам. Вера эта была столь сильна, что Хисана позволила себе неслыханное - прикоснулась к его волосам. Всего один раз, чтобы почувствовать, что рядом с ней живой человек, а не божество. Во сне глава клана выглядел совсем молодым. Сложно было представить, что днем его взгляд может обжигать не хуже демонической магии, а рука с мечом никогда не дрогнет, с каким бы врагом он не встретился.

Хисана долго сидела возле уснувшего князя, охраняла его сон и ласкала взглядом красивое тонкое лицо. И за эту дерзость ей почему-то было не стыдно.

Главы 2, 3 и 4 в комментариях ">

запись создана: 08.03.2010 в 18:01

@темы: фанфики

---

Новая порция арта :)

[Pixie.]

Порция большая и натырено везде)) Спасибо AnaisPhoenix, у которой я взяла часть рисунков отсюда
Если что-то повторялось, гомен

Весь арт принадлежит художникам

Ворнинг: Траффик!

Pregnant Hisana by ~BluCatAJC on deviantART


Spring is well by ~DezkaDark on deviantART






"Days of yore..." by ~Kodomo-no-luna on deviantART


Byakuya and Hisana by ~KaronMiller on deviantART




Byakuya_Hisana, In the Morning by *lookingback7 on deviantART


Here With Me by ~lanithanai on deviantART


Grace by ~darkfairy93 on deviantART


The warmth of your hand... by ~lijon on deviantART




Gentle by ~Me-Unlucky-Girl on deviantART

@темы: фанарт

---

Урок доверия

[crazy belka28]

Автор: Яся Белая
Бета: *не бечено, так что тапки, тапки, тапки*
Фандом: Bleach
Рейтинг: PG
Пейринг: Бьякуя/Хисана
Жанр: флафф бессысленный и беспощадный
Диклаймер: конечно же, все Кубово, кроме тараканов
Саммари: см. название
Комментарии: много патоки, жуткий ООС и жирные авторские тараканы
Размер: драббл
Статус: закончен

Почему, скажи мне, почему
даже в самые счастливые моменты нашей близости
меня внезапно охватывал страх,
страх будущего, страх конца, страх пробуждения,
страх перед этим внезапным, непривычным,
ослепительным счастьем?!..
Ольга Захарова
«Уроки доверия»

тараканы...

Чашка падает из рук и бьется с каким-то испуганным звоном. Чай стекает по котацу, и я точно знаю — обжигает тебя через тонкий шелк кимоно. Но ты боишься пошевелиться. У тебя глаза —на пол лица, а в них — осколки. Но ты упрямо улыбаешься, и я почти ненавижу себя за эту твою улыбку. И за этот разбитый взгляд.

Я никак не научу тебя доверять мне. Никак не объясню, что это я не достоин тебя, а не наоборот. Но я буду учиться вместе с тобой.

Обнимаю тебя и шепчу: «Тише, тише, все хорошо». А потом наклоняюсь, приподымаю твое лицо и заглядываю за твою улыбку — растерянную, виноватую и — менос меня задери! — испуганную.

— Не надо переживать. Это всего лишь чашка. Глупый кусок фарфора. — И твоя улыбка расцветает радостью.

Да, дорогая, трещины испуга на твоем сердечке — это куда страшнее, чем черепки даже вон той вазы какой-то там династии. А хочешь, я разобью кенсейкан? Только не бойся. Никогда. Пожалуйста.

Прижимаю еще нежнее и надежнее. Так, что почти сливаемся в одно целое. И даже у сердец единый ритм. Видишь, ты же моя частичка? Чего тебе бояться?

— Ну… Так что ты делала сегодня в Руконгае?

Ты не вздрагиваешь, а вздыхаешь. Замолкаешь на секунду, собираясь с силами… Мы оба знаем — это будет трудный разговор. Но нас ведь двое, поэтому мы обязательно справимся…

И не будет больше разбитых чашек.

@темы: фанфики

---

Драбблик без названия

[Pixie.]

Автор: Pixie.
Бета: нет, поэтому тапки приветствуются))
Рейтинг: G
Пейринг: Бьякуя/Хисана
Жанр: General/Romance
Диклаймер: все не мое))
Саммари: Однострочник-Внелимит по заявке: Т15-43 Хисана. Уличные музыканты, игра на сямисене.

1032 слова.

В Руконгае игру на сямисене Хисана слышала лишь однажды: в Инузури тогда неизвестно откуда появились уличные музыканты. Да и в прошлой жизни, в Генсее, ей нечасто доводилось наслаждаться его звучанием - умеющие играть друзья почему-то предпочитали европейскую гитару.
Стоя на холодном ветру, девушка долго слушала, как сплетаются голоса сямисена и сякухати*: то скорбящие о горьких потерях, то дарующие невесомую, как пахнущий новой весной лепесток, надежду. Хисана дрожала то ли от холода, то ли от ласкающих душу звуков, когда сама мелодия становится частью души и кажется - стоит музыке прерваться, как опустеет сердце.
Хисана отдала музыкантам заработанный за день сю, даже не задумавшись над тем, что будет есть вечером и чем укроется ночью, потому что последняя накидка изорвалась в лохмотья.
На следующий день Хисану приняли на работу прачкой, и нашелся человек, который смог немного помочь ей в поисках сестры. С тех пор она по-особенному относилась к сямисену, считая, что у него волшебное, приносящее счастье звучание. Однако в следующий раз Хисане довелось услышать, как переговариваются три сестры-струны, лишь через долгих семь лет, в морозную зимнюю ночь, когда руки и ноги сводило от холода, а мучительный кашель не покидал девушку долгие часы. Сидеть на одном месте было попросту смертельно опасно, поэтому Хисана просто шла вперед, опираясь о стены, решив идти так, пока не упадет. В тот миг, когда забытье подкралось совсем близко, и сил не осталось даже на кашель, она вдруг услышала его. Сямисен.
Он звал ее, Хисану, и девушка не могла бы противиться этому зову. Ноги сами вынесли ее на окраину захудалой деревушки, к ярко горящему костру, возле которого сидели трое шинигами. Темные форменные кимоно и притаившиеся в ножнах катаны насторожили Хисану, однако она лишь остановилась на почтительном расстоянии. Сямисен был в руках одного из шинигами. Лица его девушка не видела - только светлую кожу и темные волосы, закрывшие лоб и щеку. Впрочем, не на лицо она тогда смотрела, а на руки с тонкими кистями, защищенные шелковыми митенками. Хисана инстинктивно попыталась согреть дыханием свои озябшие пальцы, а все ее мысли и чувства были там, рядом со струнами, которые не просто слушались умелых пальцев, а, словно понимали их еще до того, как те коснутся натянутого шелка. Пальцы дотрагивались до грифа, будто успокаивая дрожащую струну. Иногда быстро касались колков, крепко сжимали бьющий по струнам деревянный бати**. Грустная мелодия стучалась в сердце, рассказывала о чем-то светлом, желанном, сказочном - как хрупкие снежинки, упавшие на щеки. Или это были непрошенные слезы? В тихой музыке смешалось так много чувств, что Хисана на миг испугалась - а если сямисен не выдержит этой тоски, и лопнут струны, забрав с собой волшебство мелодии? Однако незнакомый шинигами сумел справиться со скользящим в каждой ноте отчаянием, мелодия зазвучала еще тише, и в морозном воздухе разлилось успокоение, словно после долгой, изнурительной битвы.
Последние звуки унеслись ввысь вместе с искрами вспыхнувшего ярче костра и растаяли в ночном небе. Одна из струн затихала дольше остальных, и Хисана невольно прислушивалась к ней, пока и этот аккорд не погас.
Нужно было уходить скорее, пока шинигами не заметили ее, но замерзшие ноги не желали делать ни шага. Хисана оступилась, хрустнула ветка под подошвой варадзи…
- О, да у нас был слушатель, - раздался чуть насмешливый, но доброжелательный голос. - Иди сюда, милая девушка!
Хисана дернулась, попыталась убежать, но незнакомец вдруг оказался рядом и аккуратно взял ее за руку.
- Не бойся, шинигами не питаются душами, - заверил он девушку, сверкая зелеными глазами. - Ты совсем замерзла, давай скорее к нам на огонек.
Та перепугалась. О патрулях богов смерти ходили разные слухи, порой совсем недобрые. Патрульные в дальних районах могли вести себя слишком по-хозяйски, зная, что наказания за свои поступки они, скорее всего, не понесут.
- Отпустите меня, пожалуйста, - тихо попросила Хисана и задрожала.
- Ты чего? - удивленно переспросил стоящий рядом незнакомец. - Да я же только…
- Кайен, - резко проговорил другой шинигами - который играл на сямисене.
Девушка вздрогнула, но не сумела удержаться от любопытного взгляда на того, в чьих руках рождалась такая чудесная музыка.
Он смотрел строго и чуть устало, без презрения или похоти. Красивый - не отвести глаз. Благородная кровь в нем ощущалась и на расстоянии, заставляя прятать голову в плечи и удерживать себя от того, чтобы не упасть на землю в поклоне.
- Бьякуя, ну ты-то чего? - немного недовольно отозвался зеленоглазый шинигами. - Девушка сейчас в ледышку превратится, вон – губы какие синие. Ее и ветер снести может, как пушинку. Ты еще скажи, что недостойно…
- Достаточно, - властно оборвал его Бьякуя и отвернулся. Хисана от такого голоса уже давно сжалась бы в комочек и постаралась оказаться как можно дальше, но на Кайена эти резкие интонации не произвели никакого впечатления, и он только насмешливо хмыкнул.
К костру девушка села, повинуясь взгляду темных, а не зеленых глаз. Страх от совершенно безрассудного поступка, понимание того, кто именно может быть перед ней, и еще много другое - правильное, но неважное, пришло позже, а пока она просто робко протянула руки к весело потрескивающему огню.
- На, - Кайен сунул ей в ладошку пухлый онигири. - Понравилось, как играет Бьякуя?
Хисана сжала рисовый шарик в кулаке. Есть его сейчас, когда дух музыки еще витает где-то рядом в холодном воздухе, казалось ей святотатством.
- Вы потрясающе играете, господин шинигами, - робко, но искренне и с восхищением произнесла она.
- Видели бы вы его в битве, милая девушка, - расплылся в улыбке Кайен и, закинув руки за голову, уставился в ночное небо.
Битв Хисана боялась, а вот музыку любила. Но находиться рядом с благородными (в этом она не сомневалась) шинигами было и страшно, и безумно неловко. А уж смотреть, как чуть удивленно расширяются глаза Бьякуи, и подавно. Вероятно, его игрой восхищаются всегда. Удивлен, что нищенка из Инузури смогла оценить ее? Вероятно, так и есть. Но девушка не чувствовала обиды или унижения - к людям из дальних районов Руконгая почти всегда относились именно так. А он слишком… высоко. Слишком недостижимый, чтобы стыдиться своего благоговения и восхищения.
Кайен о чем-то разговаривал с третьим шинигами, который до этого лишь наблюдал, а Хисана все разглядывала украдкой Бьякую, хотя называть господина по имени, пускай и в мыслях - дерзость. Почему же так грустно звучит его сямисен? И почему в глазах холодная сталь сейчас сменилась на мягкий серый шелк?
Он вдруг снял с плеч накидку, протянул Хисане.
- Возьми, - оказаться было нельзя.
И потянулся к сямисену.


Примечания:

*Сякухати – традиционная японская флейта
**Бати - большой плектр, с помощью которого играют на сямисене. Бати изготавливается из таких материалов как дерево, слоновая кость, панцирь черепахи, буйволовый рог, пластик.

@темы: фанфики

---

Один день из жизни Хисаны

[.Oneiros.]

Название: Один день из жизни Хисаны
Автор: Martes
Пейринг: Бьякуя/Хисана
Рейтинг: PG
Жанр: романс, пожалуй
Предупреждение: ООС, ну это уже по традиции
Дисклаймер: отказ
От автора: Автор пытается не увязать в слэше, у автора получается плохо, поэтому он заранее просит простить тех, кто прочел и пожалел потраченного времени)


День Хисаны начинается рано. Когда Он уходит в отряд. Слуги захлопывают тяжелые ворота поместья, и она, отскочив от окна, подсаживается к столу.

Ровно через минуту доносится легкий стук, и в распахнувшиеся фусума вплывает экономка, дородная пожилая женщина с круглым нарумяненным лицом. Просочившись в комнату, она медленно, с достоинством кланяется и спрашивает, не желает ли госпожа завтракать. Госпожа отвечает легким кивком. Есть не хочется. Ей никогда не хочется есть по утрам. И в первый раз она даже пыталась объяснить эту особенность своего организма. Но прочла в круглых, как пиалы, глазах этой дамы такое безмерное удивление и осуждение, что тут же стушевалась и забормотала, что есть сегодня действительно отчего-то не хочется, но она с удовольствием выпила бы чаю... Или даже съела бы чего-нибудь... Круглые пиалы остановились на ее лице и смущали все сильнее. В конце концов во всех отношениях достойная женщина, сообразила, что разглядывать госпожу, пусть даже и безродную, невежливо, и, поджав губы, удалилась со словами: «Что ж, как вам будет угодно.»

С тех пор юная госпожа решила, что лучше соглашаться. В конце концов, пройдет немало времени, пока она привыкнет ко всему этому, а слуги в доме уже давно, они знают порядки, знают привычки господина лучше нее и, конечно же, знают, когда положено завтракать его супруге.

Вспомнив о муже, Хисана улыбается. И принимается за свое любимое дело — думает о Нем. Представляет, как выглядит двор Его отряда. Там наверняка много цветущих деревьев. Представляет, за каким Он сидит столом. У Него, наверное, очень сосредоточенное и спокойное лицо. Иногда Он хмурится, и тогда на бледную гладкую кожу набегает едва уловимая тень, будто облако на мгновение закрывает луну. Когда Он с ней, Он всегда весел. Облако забот омрачает Его лицо, только когда Он сидит над бумагами. Он часто сидит над ними дома, у Него очень много работы...

Размышления прерывают слуги. Входят и, почтительно поклонившись, начинают расставлять еду. Она едва слышно вздыхает. Завтрак, как обычно, подобен обеду. А если она будет плохо есть, Ему об этом расскажут, добавляя забот. Она не хочет добавлять Ему забот. Поэтому старается есть все, что подают...

Хисана не любит завтраки еще и потому, что когда смотрит на стол, заставленный яствами, всегда вспоминает свое прошлое. Голодный грязный Руконгай, серые трущобы. Когда есть не хочется уже потому, что отвыкаешь... Вспоминает сестру, крошечную черноволосую девочку, похожую на нее как две капли воды. Вспоминает удивленный взгляд, которым проводила ее Рукия из той подворотни... Вспоминает, как бежала оттуда - долго, без оглядки... Она была трусихой. Не смогла бы смотреть, как сестренка умирает от голода у нее на руках... Тогда она думала, что и сама проживет не больше двух дней... Но пришел Он. Сделал ее сильной, и смелой. Сделал ее счастливой. Вот только глядя на роскошь этого стола, на роскошь своей одежды, на все вокруг, она боится. Боится, что это сон. Что она потеряла сознание от быстрого бега и лежит сейчас где-нибудь на улице, и очнется, и поддастся еще большему отчаянию...

Отгоняя в который раз подобные мысли, она принимается за еду.

После завтрака идет в сад. Она вообще большую часть времени проводит в саду. Бродит по узеньким дорожкам, сидит у пруда... Иногда заглядывает в Его додзе. И долго ходит, легко ступая по гладким доскам. Он тренируется здесь. Ей очень хочется посмотреть на тренировку. И Он бы наверняка разрешил. Но она не решается попросить. И когда Он тренируется, ходит вокруг по саду, прислушиваясь к звукам из додзе. Звуков мало, и ей всегда немного досадно, что так мало пищи для воображения. А однажды она осмелилась заглянуть в проем двери. И наткнулась на Его ласковый взгляд. Он всегда знал о ее появлении заранее. Тонкая полоска металла красиво сверкнула, входя в ножны. Ради нее Он прервал тренировку. Хисана не хочет, чтобы Он жертвовал ради нее своим временем, силой, вещами, к которым привык. Но заставить себя сидеть в доме, если Он так близко, просто не может.

Ближе к полудню ее находит экономка и спрашивает об обеде. Она идет на веранду, где стоит уже небольшой, уставленный блюдами столик. Хисана уже привыкла, что в этом доме принято спрашивать, но ответа никто не ждет. Обедает она быстро, а потом долго пьет чай, бросает крошки птицам и смотрит на солнце. Она каждый день просит солнце опуститься быстрее. Но солнце ее никогда не слушает. Светит себе в ярко-синем безоблачном небе, ему и дела нет ни до молодой жены, сидящей на старинной веранде, ни до ее капитана, украдкой поглядывающего в окно.

После обеда она берется за бумаги. Он учит ее читать и писать. Она очень прилежная ученица. Долго, старательно выводит она странные символы, прячущие в красоте изогнутых линий слова. Первое слово, которое она научилась писать — Его имя. Это слово она любит писать больше всего. Повторяя последний урок, исписывает несколько листов. «Сакура в цвету» - Он всегда дает красивые задания. Ей нравится писать о сакуре, она чувствует себя в такие моменты ближе к тем древним поэтам, книги которых Он ей читал. Но стоит задуматься, как рука снова выводит одно единственное, самое любимое слово, раз за разом, строка за строкой, - Его имя. И она понимает вдруг, что сидит здесь уже очень долго, видит, что седзи окрасились уже рубиновыми закатными тонами. И сердце ее начинает сладко ныть в ожидании встречи.

Она снова выходит в сад, снова просит солнце побыстрее садиться. Ей нельзя стоять у ворот, но сидеть здесь, в беседке, можно. И наконец, ворота открывают. И сердце ее трепещет от этого звука. Один звук, один и тот же, каждый день. Но утром он приносит грусть, а вечером — пьянящую радость. Она встает со скамьи и, стараясь выглядеть степенно, идет Ему навстречу. А Он ловит ее взгляд и нежно улыбается. И улыбка эта наполняет ее жизнь смыслом. Воздух вокруг становится гуще, свет — ярче. Только эта улыбка делает мир прочным. В такие моменты она верит, что этот сон не закончится никогда.

И Он подходит, берет в ладони ее лицо и целует в лоб. А потом ведет в дом. Они заходят в комнату и остаются одни.

Он не может отдавать ей много своего времени. Даже дома Он всегда занят. А она ничем не может Ему помочь. Но у Него всегда есть для нее та особенная теплая улыбка, а она каждый день встречает Его у ворот. И сейчас они еще не знают, что ей осталось жить всего четыре года, что его ждут впереди только страдания и борьба. Со всем миром, с самим собой. Сейчас она сидит у его ног, и он говорит с ней:

- Расскажи, что ты делала сегодня?
- Я... гуляла по саду и много писала, как ты велел...

@темы: фанфики

---

Музыка :)

[Pixie.]

Такого у нас еще не было, но я думаю, что нужно обязательно поделиться такой красотой
Это музыка, написанная уважаемой  Kind Light. Музыка, в которой показаны чувства Хисаны к Бьякуе.

Автор музыки:  Kind Light
Пейринг: Бьякуя/Хисана
Жанр: я думаю, General/Romance
Диклаймер: герои принадлежат Кубо, а мелодия -  Kind Light.

Kind Light — "Hisana"



Ссылка для скачивания: www.mediafire.com/?ijr7d854uvkt613

@темы: музыка

---

Фарфоровая кукла.

[Вельда*]

Автор: Эола
Бета: ranna
Название: Фарфоровая кукла
Пэйринг: Бьякуя/Хисана
Жанр: драма, романтика, эротика
Статус: закончен
Рейтинг: R
Дисклаймер: Кубо Тайто
Предупреждения: ООС
Размещение: Только с разрешения автора

Фарфоровая кукла…

Я – цветок, качающийся на ветру. Я – ветвь цветущей сакуры. Я – призрачный луч луны.
Я – воплощенная красота и грация. Моя мантра. Повторяю ее каждый день, еще не раскрыв глаза.
И каждое утро просыпаюсь с надеждой. Надеждой на встречу с ним, на встречу с сестрой…..
Встаю. Шея ноет от такамакуру, но это привычная боль. Боль и красота, две не разделимые теперь вещи…
Белое, молочно-белое, выбеленное особым составом, оно отражается в старинном серебряном зеркале. Мое лицо. Чистое, как пустой лист бумаги. На нем я нарисую красоту. Тонкие, изогнутые линии бровей. Ярко-красные, словно искусанные в кровь, губы. Подведенные тушью глаза. Глаза…. Темно синие, как полуночное небо, скольких мужчин уже пленил их лукавый блеск…. Легкий взмах пушистой кисточки, немного румян. Все, кукольное лицо готово.
Немного духов на запястье и волосы, собранные в высокую, сложную прическу. Слабый запах ирисов и лимонника….
Склонившись в поклоне, служанка подает шкатулку с украшениями.
Да, утро началось.


Слабость. Я с трудом передвигаю ноги, шагая вперед по пустой улочке. Зачем?
Глаза слезятся, все кажется размытым и нереальным. Я опираюсь рукой о забор, пытаясь не упасть.
Мир кружится. Но я делаю очередной шаг.
Ветер. Холодный и мерзко мокрый. Он дует прямо в лицо, хотя я уже не чувствую холода.
Вдох – выдох. Грудь болит.
Прости сестра. Прости, что оставила тебя, в надежде выжить самой. Прости, похоже, я не смогу тебя найти. Я не сдержала обещание…
Вдох. Темнота.
- Госпожа, это какая-то бродяжка, может выкинуть ее?
Грубый мужской голос доносится из далека, сверху. Я приоткрываю глаза, но не вижу ничего, кроме черного пятна.
- Подожди.
Она склоняется надо мной и я вижу ее лицо. Оно прекрасно. Сказочно, нереально красивая маска из фарфора с добрыми теплыми глазами. Если мне суждено умереть теперь, то я умираю счастливой, смотря на нее…
- Приготовьте горячую ванну и еды, поживее…. Бедняжка совсем замерзла и ослабла.

Я широко раздвигаю створки дверей ведущих в сад, впуская в комнату свежий воздух и солнечный свет. И нежный аромат цветущей сакуры. Хорошо.
Меленько семеню через комнату, улыбаясь, сажусь напротив него. Служанка оставила на столике поднос со всем необходимым. Что ж….
Не торопясь открываю шкатулку с чаем, насыпаю горсть в чашку. Заливаю кипятком. Плавно помешиваю. Он неотрывно следит за моими руками, за их изящными и четкими движениями. Словно невзначай я показываю ему узкое запястье, чуть прикусываю губы…
Господин Джуширо Укитакэ почтительно берет чашку, на мгновение касаясь моих рук. Пальцы у него прохладные и мягкие, совсем как у меня.
Смущенно опускаю глаза, так же неторопливо и плавно готовлю чай себе.
Господин Укитакэ отпивает, рассеянно смотрит в сад.
- Какая холодная в этом году весна….
- Холодная, но сакура все, же расцвела….
- Оюки… - он хочет сказать еще что-то, задумчиво смотрит на меня своими печальными глазами.
- Отец назвал меня так. В день моего рождения выпал первый снег…
Наглая и красивая ложь. Я не помню своего отца. Зато помню совсем другое.
Оюки – имя фарфоровой куклы…

- Оюки, теперь тебя будут звать Оюки.
- Госпожа Юри так добра.
Мне хочется плакать от счастья. Новое, нарядное кимоно, совсем как у госпожи. Высокая прическа с изящными заколками. Этим утром госпожа Юри сама сделала мне макияж, выбрала духи и украшения.
- Оюки, не опускай свои красивые глаза, они сведут с ума не одного мужчину!
- Госпожа так добра.
- Перестань мямлить, будь уверена в себе и тогда ты станешь самой желанной, самой знаменитой гейшей.
- Да, госпожа Юри.
- Идем.
Так я стала гейшей. Госпожа Юри брала меня с собой повсюду, куда бы ее ни приглашали, представляла всем своим знакомым и друзьям. А я стояла за ее спиной и тихо наблюдала за этой потрясающе красивой, жизнерадостной женщиной. Ее шутки всегда были остроумны, ее высказывания были полны глубокого смысла, ее движения были изящны, а сама она вся светилось яркой, удивительной красотой. Мне не верилось, что когда-нибудь я стану хоть немного похожа на госпожу Юри…
- Оюки спой нам.
И я послушно пела, вкладывая в песню остатки души.
- Оюки станцуй.
И я танцевала, пытаясь быть грациозной и изящной.
- Моя маленькая Оюки, ты имела большой успех. А ты еще сомневалась, что однажды превзойдешь меня.
Как могла я превзойти столь сияющую, столь прекрасную госпожу? Нет, госпожа Юри была слишком добра, но…
С тех пор мое настоящее имя было забыто, впрочем, его и не знал никто, кроме моей госпожи….Для всех я стала Оюки.


Высокий пронизывающий сердце звук флейты.
Госпожа Юри всегда говорила, что игра на фуэ моя самая сильная сторона. И я старюсь.
Флейта поет так жалостно, так надрывно, словно это стонет моя душа.
- Оюки, прошу тебя.
Господин Ичимару Гин сидит напротив, застыв словно статуя. Его всегдашняя улыбка и хитрый прищур глаз исчезли.
- Я в жизни своей так не грустил.
- Прошу простить меня …
Кроткий, полный раскаяния взгляд.
- За что? Это светлая печаль, Оюки. Ты моя светлая печаль.
- Господин слишком добр…
Прячу флейту и сажусь напротив. Мягко улыбаюсь, зная, что сейчас он начнет рассказывать как прошел день, шутить и посмеиваться. А я буду внимательно слушать, кивать, смеяться, прикрыв лицо рукавом, когда надо.
Фарфоровая кукла. Только потяни за веревочки…..


Однажды госпожа Юри сказала:
- Пора. Оюки ты готова для мидзуагэ.
Мидзуагэ. Несколько раз я слышала, как друзья госпожи Юри говорили с ней об этом.
- Я получила столько интересных предложений… Оюки, посмотри же на меня, ты должна гордится собой, ты имела определенный успех.
Я опустила глаза и кажется, покраснела. Не обращая внимания на меня, госпожа продолжала рассуждать.
- Завтра же нужно будет приготовить дюжину экубо и разослать их.
Госпожа Юри перечисляла имена. Я слушала, только один раз позволив себе удивленно приподнять брови.
- Бьякуя Кучики?
Я видела господина Кучики всего несколько раз и мельком. Он казался таким холодным и надменным.

Госпожа Юри сделала так, как говорила. Несколько следующих дней в нашу дверь постоянно звонили посыльные, принося записки с предложениями.
Торги моей девственностью начались…
Сама же я безвылазно сидела в своей комнате и несмела ни о чем расспрашивать госпожу Юри. Нельзя сказать, что мне было не интересно, или я не волновалась, но я старалась держать чувства под контролем, как и подобает настоящей гейше. Старательно упражняясь в каллиграфии, и танцах я делала вид, что вся эта суета не имеет ко мне никакого отношения.
Госпожа Юри зашла ко мне сама, поздно вечером. Впервые я видела ее смущенной и немного растерянной.
- Девочка моя, я всегда знала, что тебя ждет судьба столь потрясающая, столь удивительная.
Сердце мое сжалось, губы предательски задрожали.
- Не говорите так, госпожа, я обязана вам своей жизнью.
- Когда я впервые увидела тебя на пороге своего дома, полумертвую, даже тогда я была очарована твоей красотой. Истерзанная белая лилия. Оюки, я получила очень щедрые предложения. Никогда бы не подумала, что такое возможно, но… Я люблю тебя девочка моя и потому хочу, что бы ты сама выбрала бы того, кто тебе больше по сердцу.
Крупные соленые слезы потекли по лицу. Госпожа моя, как же вы благородны, как же вы добры ко мне… Смогу ли я хоть когда – ни будь отплатить вам? Достойна ли я? Сердце рвалось на части от любви и благодарности к этой женщине.
- Оюки, девочка моя, не плачь.
Глаза госпожи Юри блестели, она ласково гладила меня по лицу.
Кого выбрать. Я вспомнила имена покупателей, вспомнила их лица.
Кого выбрать? Да мне было абсолютно все равно. Ни одного из этих мужчин я не знала, ни кому не могла отдать предпочтение.
- Пусть это будет тот, кто выиграл, – горло противно щипало и говорить было трудно, – пусть будет тот, кто заплатил больше.
- Значит Кучики-сан
Господин Кучики? Вспомнилось его красивое равнодушное лицо.
Госпожа Юри подошла к окну, задумалась.
- Кучики Бьякуя. Он не так прост…



Изящное движение руки, держащий веер. Поворот головы.
На мне сегодня темно-синее кимоно расшитое серебром и серебряный же пояс. От резковатых движений танца тяжелая ткань иногда расходится, обнажая точеные лодыжки.
Господин Шунсуй Кьераку смотрит с нескрываемым вожделением.
Я знаю, что он представляет меня без всякой одежды, и тихонько посмеиваюсь, вкладывая в каждое движение как можно больше чувственности. Это такая игра. И первое время мне было интересно в нее играть, заставляя его буквально сгорать от страсти. Но потом … Движения, доведенные до автоматизма, без души, без желания, просто потому, что так надо. Просто я фарфоровая кукла…
- Оюки-тян, остановись, ты сводишь меня с ума…
Я останавливаюсь, осторожно опускаюсь на циновку напротив, притворно смущаюсь.
- Простите меня господин, должно быть сегодня я была такой рассеянной, что путалась в складках своего кимоно….
- Перестань, Оюки, ты прекрасна, как всегда.
Я осторожно подливаю ему саке. Он пьет, все так же рассматривая меня.
Я знаю, он просидит еще час или два. И будет говорить о холодном свете луны. О снеге. И о том, что если снег растопить то получится вода, дающая жизнь….
А я отвечу, что луна, это солнце призраков. И что снег и так растает с приходом весны…
Он уйдет, и глядя ему в след я буду надеяться, что он не вернется. Но он вернется, я знаю, он упрямый.
В бледном свете луны сад так прекрасен. Посеребренные луной отцветающие вишневые деревья, длинные чернильные тени на траве.

Луна – это солнце призраков…

Что ж прошел еще один день и кукле пора спать. Но сначала…
Госпожа Юри сидит за столом, нахмурившись. Я как всегда поражаюсь ее красоте и кипучей энергии. Тихо встаю в дверях комнаты.
- Ушли? – я киваю. Она снова хмуро смотрит на меня.
- Оюки, ты решила?
Нет. Эти трое. Каждый из них стремится стать моим покровителем. Моим данна. Трое влиятельных богатых аристократов. Госпожа Юри не могла отказать ни одному из них. По тому выбор зависел от меня…
- Оюки, в конце концов, ты останешься одна – тяжелый вздох – я сегодня получила записку…Завтра к тебе придет гость.
Гость? Удивление и легкое недовольство. Завтра я собралась продолжить поиски сестры…
- Да, я знаю, что ты хотела пойти в храм, поискать сестру, но я не могу ему отказать… Он аристократ, и недавно стал капитаном.
Госпожа Юри вздыхает и как то странно смотрит на меня.
- Это Бьякуя-сан. Прошу тебя, девочка моя, постарайся, что бы он был доволен..


- Прошу тебя, девочка, постарайся, что бы он был доволен.
Тихо шепчет госпожа Юри. Я вижу, она волнуется не меньше меня, в сотый раз повторяя что и как нужно делать.
Бьякуя Кучики. Он ждет меня за этой дверью. Он выложил немалые деньги за эту ночь, за право обладать мною… .
Тихий скрежет раздвигающейся створки. Глаза не сразу привыкают к темноте. Он молча стоит у окна. Осторожно подхожу, замираю рядом.
- Луна сегодня так прекрасна…Луна, это солнце призраков.
Эти странные слова и еще больше холодный пристальный взгляд сбивают с толку, нервируют.
- Иди, умойся, я хочу видеть твое настоящее лицо.
Он пугает меня. Хочется бежать.
Смыть макияж? Зачем? Мое лицо безукоризненно… Госпожа Юри сама накрасила меня сегодня утром… Неохотно подчиняюсь.
Умываюсь долго, намеренно тяну время. Холодная вода успокаивает, снимает напряжение. Без своего фарфорового лица, без своей маски я остаюсь абсолютно беззащитна.
Он все так же стоит у окна, разглядывая луну. Бьякуя Кучики. Господин.
На этот раз он изучает меня еще дольше, неторопливо наклоняется, целует. Спокойно, хладнокровно, словно пробуя меня на вкус. Медленно вытаскивает заколки из моей замысловатой прически, развязывает пояс кимоно.
- Я хочу тебя видеть такой, какая ты есть.
Сердце сжимается и перестает биться совсем. Понимаю, что настал решающий момент. В голове роятся мысли - наставления о том, как лучше разжечь страсть мужчины. Но тело словно деревянное…
В груди нарастает раздирающий ком непонятной обиды. На себя, за свой страх, за волнение. На него, за неожиданное равнодушие.
- Доверься мне, - тихо шепчет Кучики Бьякуя и снимает с меня кимоно.
Доверится? А что еще мне остается?
Я стою перед ним голая и беззащитная, стараясь не дрожать и не стучать зубами. Старясь смотреть только в его темные глаза. И вижу, наконец, в них восхищение.
Шелковые простони гладкие и холодные. Не могу сдержать крупную, нервную дрожь.
- Прошу тебя, доверься мне.
Он снова целует меня, на этот раз долго, страстно, требовательно. Его горячие руки скользят по моему телу, изучая каждый изгиб. Их осторожные, ласковые прикосновения волнуют.
- Прошу тебя.
Голос, пропитанный желанием. Он шепчет в самое ухо, а потом легонько целует, гладит волосы. Это успокаивает.
Напряженные мышцы медленно расслабляются. Тело постепенно принимает его прикосновения, его поцелуи. Принимает и отвечает жаркой волной желания.
Истома, такая неожиданная и такая сладкая. Я проваливаюсь в нее, словно в теплую воду и волна чувственности и наслаждения топит меня с головой. Кажется, что сердце сейчас разорвется от невыносимо-острого блаженства.
И это настолько чудесно, что хочется дарить ему то же наслаждение. Также легко прикасаться к его телу губами, нежно водить вдоль спины кончиками пальцев. Хочется прижаться к нему и стать с ним одним целым.
Боль, резкая, неожиданная…
Он внутри меня? Кусаю губы, чтобы не закричать. Пытаюсь вырваться, отползти, раздавленная его весом. Он удерживает меня, зарывается лицом в мои волосы, целует, шепчет что-то. И продолжает двигается во мне. Сильнее. Быстрее. Больнее.
И ничего не остается, кроме мучительного желания, что бы все это поскорее закончилось…



Плавный взмах кисти, стихотворение завершено, но я не спешу ставить точку.
Он за моей спиной, в дверях. Стоит там уже давно. Наблюдает. Но я знаю, что он здесь. И он знает.
Господин Кучики Бьякуя.
После той ночи он приходил лишь раз. Молча сидел и смотрел на сад, пил чай…
Господин Кучики Бьякуя. Рука моя дрожит, но я все-таки ставлю точку, не спеша оборачиваюсь.
Я знаю, что сегодня, в жемчужно сером кимоно я особенно хороша. Все утро ушло на подготовку. Я три раза смывала макияж, пока, наконец, не осталась довольна фарфоровой маской. Украшения и заколки, духи и даже место нашей встречи были подобраны особенно тщательно.
Господин Кучики Бьякуя.
Он стоит, прислонившись к стене, и смотрит на меня. На нем белый капитанский хаори и белоснежный шарф, что, несомненно, идет ему. Серебряные заколки посверкивают в темных волосах.
Злюсь на себя. Это ему полагается быть сраженным моей кукольной красотой.
Кучики Бьякуя. Господин. Я уже не та напуганная девочка. Я покажу тебе, какой я стала. Я найду слабости твоего черствого сердца.
Легкая полуулыбка, изящный поклон.
- Кучики-сан, как я рада вас видеть.
Он кивает, разглядывает меня своими спокойными, темными глазами.
- Прочти, что ты написала.
- Господин Бьякуя, я боюсь, что стихи эти не достойны вашего слуха.
- Прочти.
- Цветы сакуры в снегу,
Холодная весна?
Или это вишня, расцвела зимой?
Хмурится. Подходит ко мне. Смотрит пристально и печально.
Я смущенно опускаю голову, пряча улыбку. Доволен?
- Как твое имя?
- Господин Бьякуя забыл? Оюки.
Робко улыбаюсь, стараясь не кусать губы от досады. Вглядываюсь прямо в эти грустные, холодные глаза. Он забыл мое имя?? Да зачем он вообще сюда явился?
- Нет, твое настоящее имя.
Настоящее? Посмотри на меня! Разве есть во мне, что-то настоящее? Я фарфоровая кукла, воплощенная красота и изящество…
Он ждет, все так же пристально рассматривая меня. У него тяжелый взгляд, мрачный. Я почти физически ощущаю, как он давит.
- Когда-то меня звали Хисана.
- Хисана.
Он отворачивается, подходит к окну.
- Хисана, я хочу, что бы ты стала моей женой.
Что??? Я настолько поражена, что забываю дышать…. Он что шутит надо мной?
- Боюсь, господин Бьякуя ошибается.
Голос плохо слушается, мысли путаются, слова тоже.
- Помолчи и не перебивай. Я не знаю, помнишь ли ты, но я прекрасно помню тот вечер, когда впервые тебя увидел. Ты стояла за спиной у Юри-сан, опустив глаза. А когда ты взглянула на меня, то… Ты пела и танцевала, и очаровала всех присутствующих. С тех пор ты не выходишь у меня из головы, как я не пытался…
Все. Это был конец. Треснув, маска упала. Фарфоровая кукла разлетелась на куски.
Я больше не могла сдерживать себя и горячие, соленые слезы потекли по щекам.
- Господин Бьякуя.
Шаг, второй. Куда я бегу? От него, или к нему?
Шаги, слишком поспешные, слишком широкие. Я потеряла равновесие на окобо и упала бы, не подхвати он меня.
- Господин Бякуя, я не достойна даже, что бы вы были моим данна.
Слезы застилают глаза, льются сплошным потоком. Он гладит меня по лицу, размазывая туш и белила, ласково улыбается. Как должно быть я некрасиво выгляжу! Пускай.
Он держит меня в объятиях. Теплые и бесконечно нежные. Неужели это его глаза? А еще в них…
- Я люблю тебя, Хисана…
Он целует меня. Настойчиво и пылко, от долго сдерживаемых чувств, стискивает в объятиях и прижимает к себе настолько сильно, что мне становится больно… А я.. Я отвечаю..

Госпожа Юри смотрит на меня. Ее глаза добрые и лукавые.
- Я только что говорила с Кучики-саном.
Я неумолимо краснею. А еще дрожу. Все произошедшее кажется нереальным сном. Стать женой Кучики Бьякуи? Он любит меня настолько, что, не смотря на все запреты, сделает меня своей женой? Сердце трепетно и сладко замирает. Это не возможно, этого не может быть, но это так…. Он любит меня. Не знаю почему, не знаю когда, но он любит меня и похоже, сильно…
Госпожа Юри улыбается.
- Ты согласна, девочка моя?
Я не нахожу в себе сил сказать « Да» и просто киваю.
- Ты уверена? А ведь ты могла бы стать по-настоящему великой гейшей?
Неужели? Я с тревогой вглядываюсь в ее глаза.
- Да ты могла бы стать по-настоящему великой. Но я хочу, что бы ты была счастлива.

@темы: фанфики

---

Вдохновились, накурились и выпечатались=))))

[YoungerKisuke]

Название: Признание
Автор: Younger Kisuke
Бета: сам себе семпай, ы=)
Пэйринг: Бьякуя/Хисана
Рейтинг: PG
Жанр: ангнст,романс.
Предупреждения: Нетю)
Статус: закончено
Дисклеймер: Заберу, отберу, порежу, распишусь...эм...отказываюсь=)
От автора: Вдохновленный вашим сообществом автор...что-то курил с утра пораньше, но вышло флаффно=) (вопреки тому, что автор хотел НЦХ)))))

Тишина, окружающая нежную девушку, была похожа на молодую мать, успокаивающую своё дитя в колыбели. Она убаюкивала, нашёптывая беззвучную колыбельную, легко касаясь бледными холодными пальцами очертания лица.
Спальня в поместье Кучики пахла благовониями, терпкими как вкус красного вина, и вместе с ними горькой мятой, так неуместной, но знакомой.
Молодая, бледная и худенькая, хрупкая словно веточка сакуры жена господина Кучики порой просиживала целые ночи в ожидании супруга. Не потому что любила, нет. Потому что была ему обязана.
Хисана после того, как оставила маленькую Рукию умирать, неожиданно перестала верить в сказки. В справедливость, в нежность и самоотдачу.
И жизнь в поместье рядом с господином только подытожила её суждения. Он был холоден, отстранен от жизни рядом с ней, хоть она и была его женой. Женой по закону. Но даже закон не мог прибавить Кучики Бьякуе человечности...Это были не её слова или мысли, это всё тишина, навязывающая своё общество грустной девушке, постепенно склоняющейся в сон.
Хисана всегда засыпала под свет угасающей свечи с мыслями о нём, в надежде, что он придёт. Неважно для чего. Главное чтобы пришёл. Пусть...пусть даже для того, чтобы отругать за что-либо. Или даже пусть для того, чтобы наконец-то взять своё...свою женщину. Подобные мысли раньше наводили страх, жуткий, колкий, как холод. Никто не мог предположить какой Кучики в постели, но судя по его внешней оболочке отнюдь не нежный любовник. Так ей казалось. Внешняя оболочка...
Ей всегда хотелось верить, что под его маской прячется что-то тёплое, нежное, доброе. Временами ей казалось, что она видит это в его глазах, ведь он никогда не подвергал её наказаниям, когда она что-то делала не так. Он никогда не наказывал, он предупреждал, наставлял. Строго, холодно...но не наказывал. Есть ли это надежда на то, что он не такой, каким кажется?...кто знает.
Даже тишина, заглушающая собой легкий шепот огня свечи, не могла знать точный ответ, хоть и была спутницей господина Бьякуи большую часть его жизни.

Мольбы руконгайки были услышаны. Её супруг пришёл в покои жены. Пусть...пьяный в стельку. Но пришёл...Он пришёл.
В тот момент она уже спала, но чутко. И стоило только хозяину поместья прилечь рядом, крепко обнимая девушку за талию и выдыхая ей на ушко хриплое "Хисана" с тонким ароматом сакэ, как её начинал бить мелкий озноб. Страшно...До слёз страшно. И этот приход не был похож на те, которые она себе представляла...и ей казалось что от мужа в таком состоянии можно было ожидать всего, что угодно. Страшно и...любопытно. Он никогда не позволял себе лишний раз касаться её. Вообще никогда. Даже во время свадьбы, и после неё...
Алкоголь по своей сути творит страшные чудеса...страшные.
Хисана даже не успела вскрикнуть, как её перевернули на спину и Бьякуя навис над ней сверху. От удивления девушка широко распахнула глаза.
Пара прядок растрёпанных темных волос главы клана легли на лицо девушки, щекоча кожу.
-Бьякуя-сама....
-.....Хисана.
И слезы в его глазах. Слезы, растопившие лед в собственном сердце.
Она больше не боялась. Он больше не мог сдерживать себя.
Тишина расступилась и комнату захлестнули рыдания Кучики Бьякуи, уткнувшегося в плечо горячо любимой жены. А она просто не могла не плакать вместе с ним, судорожно вцепившись пальчиками в черные локоны и поглаживая мужа по голове.
Это было ЕГО первое признание за год их совместной жизни. Это были ЕЁ первые слёзы счастья...Счастья, которое просуществовало всего каких-то пять лет....

@темы: фанфики